Черный квадрат как точка в искусстве - [39]

Появление беспредметности приводит меня к заключению того, что развитие всей практической культуры [человека] было заключено триединством.

Лик его культуры состоял из Науки, или техники производств, Религии и Искусства. В этом было колесо единства человеческого завершения своего здания, в этом триедином лике человек совершал путешествие через времена веков, это было законченное дело, летящее как планета во времени.

Двадцатый век – <не> для этой триединой культуры, по моим предвидень<ям>. Когда производил опыты в Супрематизме как беспредметности, обнаружил или посчитал, что двадцатый век будет тем порогом, с которого триединое предметное совершенство должно быть разрушаемо; и действительно, <при> возникновении Социалистической революции в крайнем ее Коммунистическом развитии триединое совершенство предметного движения раскололось. Это только подтвердило то, что мои предположения в Супрематизме цветописном были верны, и показало, что дальнейший путь развития двуединой культуры Социалистической должен захватить все человечество. Культура техники в едином образе име<ет> себя и Искусство, отсюда ясно падение Религии, падение храма. Но в свою очередь предполагаю, что и двуединая культура только начало или средина процесса.

Дальше она должна разбиться о ближайший век единой культуры, отбросить от себя второй «предрассудок», Искусство, и это будет целостное единство технического механического предметного совершенства, или Социалистическое восхождение к своему пределу предметного. Тогда должен быть завершен живописный механический мир предмета, человек же получит двойственное в себе начало предметного животного и беспредметного человеческого.

Таким образом единая предметная культура из своей Супрематии переходит во власть Супрематии беспредметной, предоставляет ей свое первенство. В разрушении триединой предметной культуры предполагаю, что падение Религии и храмов означает собой признак приближения беспредметного.

В свою очередь, непонят<ая> в религии ценность достижени<я> равенства, <т. е.> искаженность идеи, облеченной предрассудком, привели ее к гибели. Вслед за ней идет Искусство как тоже не понятая идея самими художниками, как и <религия> священниками. Но от беспредметности не скроется и предметность Социалистическая жизни, осознание беспредметности выяснит предметность как предрассудок надежд будущего, т. е. достижения блага; автомобили несут предметное сознание человека не в будущее, а в беспредметность.

История падения религии и предметного Искусства потому еще произойдет, что через них не предвидится ближайшее устройство народов в своем единстве вне науки и народности, что никакая проповедь церкви и Искусства не в состоянии объединить человечество, что они не представляют собой той сущности, которая смогла бы объединить народы, и что единой сущностью, возле которой возможно объединиться, – является Социализм предметный.

Но <не>возможно было бы поверить в него, если бы у него не было бы будущего. Признак будущего общий для него и церкви, это лежит в основах их предметной сущности, чего нет в плане Искусства. Но автомобили, аэропланы, экспрессы мчат человеческий мозг в то неизвестное будущее, где человек выносит в мир абсолютных «благ» предмет к границе, где аэроплан, автомобиль, пароход, экспресс больше не нужны, они сделали свое дело, доставили человека туда, где предметная услуга больше не нужна; там «благо», там нет ни расстояний, ни времени, ни веса, ни ночи, ни дня, там беспредметность. В ней наступит освобождение человека, ибо свободное «ничто» должно быть свободно.

Беспредметность обнаружит перед сознанием общежития предрассудок всего предметного построения, обвинит его в ожидании будущего в смысле цели практического окончательного совершенства техники, механики, науки; устанавливает свою истину в беспредметности или, вернее, ставит [новое сознание перед] беспредметностью отрицания истин идей, ценности. Ведь на самом деле все последние только представления общежития. Идея, как и ценность, – чистое простое сплетение общежитейских обстоятельств, находящихся вне подлинного мира, идея – не существующая подлинность; идея (и сам мир явлений тоже) не что иное в сознании общежития, как те же суждения, те же сплетения всевозможных обстоятельств, которые в сути же своей стремятся к миру беспредметному, у них мир как явления идей. Но в действительности в мире явлений [обнаруживается] подлинность безыдейная, существует то, что не существует в общежитейском и научном сознании техники практических идей. Мир как беспредметность, безыдейность.

В беспредметности то единство, та целостность, о чем мечтает все общежитие в своих всевозможных различиях учений. В ней возможно оправдать все усилия, но для этого нужно изменить всю культуру усилий, прийти к выводу, что культуры не существует. Это кажущееся действие <действие культуры>, ложно убеждающее, что оно способно привести общежитие к высшему пределу, которого <оно на самом деле> не знает, в чем и где этот предел.

В культуре есть маниакальная гора, на высоту которой <культура> ведет сознание народа. При культуре обязателен предмет, обязателен объект, долженствующий превратиться из некультурного в культурное существо. И каждый предмет, обращенный в культуру, и будет камнем, ступенькой несуществующих высот. Смысл же в культуре лежит конечный, смысл «для чего», иначе нет никакого смысла в процессе. Культуры не будет, раз она не может достигнуть предела высоты. Перед культурою не будет пути – раз не будет пути, не будет движения. В природе нет путей и нет культуры, нет движения – вся предметная культура построена на обратном, <на> путях совершенства, и если она действительно результат какого-то вывода, приведшего общежитие к выводу построения жизни исключительно из предметов практического реализма, то этот вывод, можно сказать, ложный, безумный. Нет до сих пор ни одного предмета, окончательно практически реального, нет человека окончательно умного. И возможно ли ждать <этого> в будущем?