Черный клинок - [75]

Наблюдая из окна за игрой солнечных бликов на поверхности воды, Вулф подумал, что видимое им напоминает зарождающуюся мысль. Картина вызывала ассоциацию с чем-то еще незавершенным, не проявившимся.

Фантазия у Вулфа разыгралась, и он уже и сам поверил в то, что пруд таит в себе некую тайну, что в нем, как в фокусе, сходятся силы природы, жизнь, хоть и скрытая от людских глаз, но тем не менее заполняющая все недоступное взору пространство. Современный человек не способен все это понять точно так же, как не может проникнуть в разум тех, кто придумал и создал фетиши – изготовленные вручную фигурки животных, людей и сверхъестественных существ, – заполнившие гостиную и другие комнаты в доме Стиви и ее супруга Мортона.

Эту коллекцию Стиви собрала в юности, когда объездила чуть ли не весь свет, посетив Мексику и Гондурас, Тибет и Гватемалу, Перу и Гаити, Мадагаскар и Шри-Ланку, да еще и Таиланд с Бутаном и Занзибаром в придачу. Вулфа манила к себе окружавшая эти идолы атмосфера языческого поклонения силам природы, манили сами идолы, как бы выбрасывающие сгустки духовной энергии, блуждавшей по комнатам и лестницам дома, и, казалось, обладающие силой возродить или хотя бы приблизить к свету песню-заклинание Белого Лука.

Вулф спал, а когда наконец проснулся, то обнаружил, что видит все нечетко, а в горле стоит комок – он никак не мог успокоиться, помня, как его швырнули на люк, как он врезался в стеклянную поверхность и стремительно полетел вниз. Но когда он спал, ему снилось не это – не ожесточенная схватка на крыше и не падение. Ему снились умершие и неумирающие, огонь среди льда, среди... Попытка вспомнить оказалась тщетной, и он вытер пот со лба.

Уже темнело. Вулф проспал не только ночь, но и весь день. Он нашел Стиви в одной из комнат. Она сидела в глубоком мягком кресле и, казалось, изучала историю болезни кого-то из своих пациентов. Однако, увидев стоящего в дверях Вулфа, она тут же отложила папку.

Ветер не давал покоя деревьям, и их ветви царапали стены дома, будя в душе неясные воспоминания. Заходящее солнце бросало последние лучи на поверхность пруда.

– Как самочувствие?

Он несколько раз сжал и разжал левую кисть.

– В норме. Только вот после сна плохо гнется рука, – сказал он. – Хотя, с другой стороны... Я уже скучаю без тренировок.

– Это хороший признак, – заметила она. – Когда ты вернешься к работе, мне тебя будет так не хватать.

Он прошел к ней в комнату.

– А как Мортон относится к тому, что я здесь?

– Мортон в Вашингтоне, – ответила Стиви, озабоченно взбивая подушки на диване. – А когда Мортон в Вашингтоне, ему ни до чего нет дела.

Она ударила кулаком в центр подушки. При этом белая мужская рубашка туго натянулась на ее груди, и в другой обстановке подобное зрелище вполне могло бы вызвать у мужчины греховные мысли. Здесь, за городом, Стиви будто сбросила с себя личину безупречной светской дамы и предпочитала ходить в джинсах, простых рубашках или свитерах. Казалось, она оставила ту, другую Стиви Пауэрс с ее аристократическими замашками далеко в Нью-Йорке, в апартаментах на Парк-авеню.

– Он что-то зачастил в Вашингтон, – заметил Вулф.

– Тут душно, – сказала Стиви, глядя куда-то в сторону. – Можно посмотреть закат на пруду. Пойдем посмотрим!

Они надели куртки и вышли из дому. Тусклое солнце отражалось в спокойной и неподвижной поверхности пруда. Для начала марта погода стояла довольно теплая, поэтому Вулф и Стиви не стали застегивать куртки. Идя вдоль берега, они не обменялись ни единым словом. Вулф, подбирая небольшие камешки, швырял их в пруд вдоль водной глади. Он почти избавился от легкого прихрамывания, и Стиви чудилось, что с каждым шагом, служащим для него упражнением, он становится сильнее. Его способность к выздоровлению была поразительной.

Пруд напоминал нечто живое, впавшее в спячку и грезящее о весне, которая должна возродить его к жизни. Стиви сунула руки в карманы и приподняла плечи, несмотря на полное безветрие.

Стоя к ней вплотную, Вулф чувствовал, что она все еще думает о его замечании насчет частых визитов Мортона в Вашингтон.

– Вулф, а ведь я даже Аманду заставила поверить в эту сказку про меня и Мортона, – сказала она вдруг. – Глупо, правда же? И чего я этим добилась? Только лишилась единственного человека, с которым можно было об этом поговорить.

Она бросила на него быстрый взгляд, сделала глубокий вдох и резко выдохнула.

– Ну а если совсем уж честно, Мортон свил себе в Вашингтоне любовное гнездышко. Боюсь, он там втюрился в женщину гораздо моложе меня. По-моему, в атташе французского посольства, – выложила она, в хмурой задумчивости разглядывая отпечатки своих сапог на усыпанной листвой темной земле. – Забавно. Я бы скорее умерла, чем рассказала об этом кому-то другому из моих знакомых. У нас с Мортоном репутация чистая, как тефлоновая сковородка. "Идеальный брак". Нам это обоим необходимо для карьеры. Но, наверное, я уже не могу конкурировать с молодыми, хотя в этом и трудно признаться самой себе, а уж тем более вслух.

Позднее, когда они ели приготовленное Стиви тушеное мясо по-андалузски, она сказала:

– Ты в каком-то смысле похож на мои фетиши: и непонятный и притягательный.