Черный клинок - [74]

– Ты проводишь здесь так много времени, а как же твои пациенты? – спросил он как-то Стиви, когда она в очередной раз навестила его, явившись в костюме от Карла Лагерфельда, идеально подчеркивавшем ее фигуру.

– Я взяла отпуск, – ответила она, пытаясь изобразить улыбку. – По правде говоря, я не могу лечить чью-то больную психику, когда моя собственная находится в таком состоянии. Конечно, Мортон не согласен со мной. Он считает, что самое лучшее для меня сейчас, это сразу вернуться к работе. Но он не прав.

Слушая ее, Вулф уже решил было, что Стиви и сейчас ведет себя как психиатр, стремящийся разговорить больного. Но она вдруг улыбнулась, чем совершенно обезоружила его.

– А вообще-то мне нравится бывать здесь... С тобой... Нигде больше я не чувствую себя так близко к Аманде, – призналась она.

Однако это неожиданное проявление добрых чувств каким-то таинственным образом возымело и обратное действие. Как никогда раньше, он ощутил вдруг свое одиночество. Каждый из дней, проведенных в больнице, казался неделей. И, хотя Бобби Коннор и другие его приятели-полицейские нанесли ему визиты вежливости, он понимал, что Сквэйр Ричардс ни за что не придет. Когда Вулф спросил о нем, лицо Бобби прямо на глазах помрачнело.

– Все знают о твоей стычке с ним, – произнес Бобби.

– Это была не стычка, – возразил Вулф, раздражаясь. – Обычное разногласие.

– Давай о чем-нибудь другом, – предложил Бобби. – Тут вот главмедэксперт говорил, что у него для тебя кое-что будет, наверное, в начале следующей недели.

– Ладно, не заговаривай зубы, – перебил его Вулф. – Что о нас с Ричардсом болтают?

Бобби чувствовал себя не в своей тарелке.

– Лейтенант, – наконец проговорил он, – говорят, что у тебя со Сквэйром действительно круто вышло.

Какие-то нотки в голосе Бобби насторожили Вулфа.

– Что еще?

– Еще, что ты хочешь прогнать его из "оборотней", потому что он черный.

– Чушь собачья!

– Конечно, – согласился Бобби. – Но Бризард, по-моему, так не считает.

– Тупой подонок! – выругался Вулф, прекрасно сознавая, что Бризард нисколько не тупой, а совсем даже наоборот.

– Ты пойми, лейтенант, там была куча свидетелей, и Бризард переговорил с каждым из них.

– Пусть поговорит со Сквэйром. Все было только между нами.

Бобби встал.

– Сквэйр вообще помалкивает. Сказал только, что совсем не намерен уходить из "оборотней", – произнес он, глядя на улицу сквозь запотевшее оконное стекло.

– Ты хочешь сказать, что он не отрицает эту дурацкую сказку о расовой дискриминации, позволяет ей набирать обороты?

Бобби повернулся к Вулфу.

– Похоже на то, – подтвердил он. – Вообще-то, Сквэйр ушел на пару дней в отпуск. По семейным обстоятельствам. Бризард его отпустил.

Вулф закрыл глаза, поняв, что Сквэйр сейчас старается раздобыть деньги у своих близких, чтобы спасти брата от ростовщиков-мафиози. Теперь Вулф уже сожалел, что тогда, в "Ла Менгире", он не догнал Сквэйра и не вручил ему нужную сумму.

– Бобби, – попросил он усталым голосом, – когда он появится, дай мне знать. А если позвонит, скажи, что мне надо с ним поговорить о... Просто скажи, что мне надо с ним поговорить.

"Когда Сквэйр придет, – подумал Вулф, – я постараюсь передать ему деньги, хотя это, конечно, грубое нарушение правил. Такое же грубое, как и действия Сквэйра". Именно на эту тему они периодически беседовали с Амандой. Но для чего тогда существуют мужские клубы, товарищества, объединения? Да для того, чтобы либо превращать имеющиеся законы в дышло, либо устанавливать свои собственные. В любом случае в них имеет место стойкое неуважение к общепринятым нормам, но, как правило, настолько скрытое, что многие из их членов и не чувствуют, как оно разъедает все подобно ржавчине. Хотя, разумеется, есть и такие, для кого это как раз и служит приманкой.

Через три дня Вулф выписался из госпиталя, и Стиви пригласила его к себе домой на уик-энд.

– Пожалуйста, не отказывайся, – настаивала она. – Я безумно хочу отдохнуть, но одиночества не выношу. – Она лукаво улыбнулась. – Как и все другие напряженно работающие люди, хорошие психиатры рано или поздно рискуют перегореть.

В особняке Стиви – большом, старомодном и несуразном, – расположенном на берегу водоема под названием Пруд Джорджика, даже днем было темновато. Но спокойствия не ощущалось – скрипы и стоны старых деревянных стен и бронзовых водопроводных труб дополнялись царапаньем и шелестом ветвей древних скрюченных деревьев, окружавших дом. От листвы на дощатые стены падал отсвет, придававший им оттенок старой меди.

Несмотря на заросли бесформенных деревьев, внутри дома зачастую дуло почему-то гораздо сильнее, чем снаружи, у воды. С востока участок был защищен высокой живой изгородью из подстриженной бирючины. Кроме того, подходы к особняку были прикрыты зарослями рододендронов и изящных азалий. По обе стороны от участка располагались очень богатые владения. Стиви с мужем не виделись с их хозяевами, но знали об их существовании и страстно желали жить такой же жизнью.

Пруд Джорджика получил свое название не случайно, став жертвой типичной для местных аристократов склонности к преуменьшению. В действительности же этот водоем своими размерами больше походил на озеро.