Черный Карлик. Легенда о Монтрозе - [12]

Не было никакой возможности вовлечь его в разговор о его личных делах; впрочем, он ни о чем не говорил охотно, и только в последнее время заметно было, что яростный характер его нелюдимства начинал смягчаться или, скорее, что на него реже находили припадки безумия, одним из признаков которого была именно эта преувеличенная мизантропия. Никакими убеждениями нельзя было заставить его принять какой-нибудь подарок, помимо предметов первейшей необходимости, хотя Эрнсклиф не раз пытался навязать ему то или другое из человеколюбия, тогда как суеверные соседи делали то же из других побуждений. За такие приношения он отплачивал им полезными советами, когда они приходили просить его помощи для своих больных или для захворавшего скота. С течением времени окрестные крестьяне привыкли обращаться к нему с такими просьбами. Он часто давал им, помимо советов, и сами лекарства, и оказывалось, что у него бывали не только травы местного производства, но и различные заморские снадобья.

Он говорил своим посетителям, что его зовут Элшендер — пустынник; но народ вскоре стал называть его Умником Элши или Мудрецом Меклстон-мура. С ним совещались не только по поводу телесных недугов, но нередко спрашивали его мнение насчет других вещей; и он подавал столь мудрые советы, что в краю еще более утвердилась вера в сверхъестественное происхождение его познаний.

Просители приносили обыкновенно какое-нибудь вознаграждение и клали его на камень на некотором расстоянии от домика. Если это были деньги или что другое, чего он не желал принять, он или выбрасывал вон такие дары, или просто оставлял их на месте, не притрагиваясь к ним. Во всех случаях его обхождение и манеры были суровы и необщительны, а речи по возможности кратки и отрывисты; так что он произносил ровно столько слов, сколько было необходимо для выражения его мысли. Когда миновала зима и в садике у него начали поспевать овощи и зелень, он питался ими почти исключительно. Впрочем, он принял в подарок от Эрнсклифа пару коз, которые паслись у него на лужайке и доставляли ему молоко.

Убедившись, что дар его принят, Эрнсклиф вскоре после этого пришел в гости к отшельнику. Старик сидел на широком и плоском камне у двери в свой сад: это было то место, где он заседал обыкновенно, когда принимал посетителей и подавал медицинские и иные советы. Что до внутренности его хижины и самого сада, это были такие священные места, куда никто не имел доступа: вероятно, он считал бы их оскверненными, если бы туда ступила нога человеческая. Когда он запирался у себя дома, никакими просьбами нельзя было добиться, чтобы он показался или выслушал кого бы то ни было.

Эрнсклиф ловил рыбу в речке, протекавшей неподалеку оттуда, и пришел с удочкой в руках, неся за плечами корзину, наполненную форелью. Он сел на камень, лежавший почти против карлика, который настолько успел привыкнуть к присутствию этого гостя, что, заслышав шорох, только приподнял свою громадную косматую голову, с минуту уставился на него, потом опять опустил ее и впал в глубокую думу.

Эрнсклиф между тем оглянулся вокруг и заметил, что отшельник успел пристроить к своему жилищу сарайчик или хлев для коз.

— Вы удивительно трудолюбивы, Элши, — молвил он, желая втянуть в беседу этого странного человека.

— Труд, — отозвался карлик, — есть наименьшее из зол, доставшихся в удел человеческому роду. Лучше работать так, как я, чем забавляться так, как вы.

— Да, не могу сказать, чтобы наши обычные деревенские забавы отличались милосердием, Элши, однако…

— Однако, — перебил его карлик, — они все же лучше ваших обычных занятий; лучше прилагать легкомысленную и праздную жестокость к бессловесной рыбе, нежели к себе подобным. Впрочем, отчего же? Пускай все человеческое стадо перебьет друг друга, пускай все передерутся, упьются кровью, уничтожат взаимно всю породу, покуда не останется на свете последний экземпляр… один-единый, рослый и упитанный бегемот… и когда он сожрет останки своих собратий, обгложет все их косточки, больше нечем будет питаться ему, и он несколько дней станет реветь с голоду, а потом начнет умирать и, наконец, издохнет… Вот был бы конец, достойный всей породы!

— Ваши дела гораздо лучше ваших речей, Элши, — молвил Эрнсклиф, — сами вы способствуете сохранению этой породы, о которой отзываетесь с такою ненавистью.

— Так, а зачем я это делаю? Слушайте, вы из тех, на кого я взираю с наименьшим отвращением, а потому, так и быть, потрачу несколько лишних слов, чтобы разрушить ваше ослепление. Раз я не могу причинять заразных болезней в семействах, насылать падеж на их стада, я достигаю тех же разрушительных целей именно тем, что способствую продолжению их жизни. Если бы я допустил Алису Боур умереть прошлой зимой, разве молодой Рутвен был бы убит по весне из-за любви к ней?.. Никто и не думал держать своего скота за крепкой оградой, покуда свирепый грабитель из Уэстбернфлета лежал больной, при смерти… Но как только я вылечил его и поставил на ноги, так ни одного стада не выпускают в поле без сторожей и не ложатся спать, не спустив с цепи злейшего пса!

— Признаюсь, — отвечал Эрнсклиф, — вы не очень облагодетельствовали общину тем, что вылечили этого человека. Но зато вы же помогли моему другу Габби. Он славный малый, этот Габби Эллиот из Хейфута! Зимой он лежал в злой горячке, от которой мог бы умереть, если бы не ваше врачебное искусство.