Чёрный караван - [43]
Со стороны развалин показался князь Дубровинский. Он видел, что мы уединились не случайно, заняты серьезным разговором. Несмотря на это, решительно подошел и протянул руку Арсланбекову:
— Здравствуйте, господин полковник!
Арсланбеков удивленно посмотрел на князя, видимо не узнавая его.
Дубровинский продолжал с улыбкой:
— Не узнали?
— Нет.
— Когда вы в прошлом году приезжали в Кушку, кто вас обчистил в доме полковника Ермакова? Помните карточную игру?
— Постойте, постойте! — Полковник поднялся на ноги, внимательно посмотрел в голубые глаза, глядевшие из-под большой чалмы. — Князь, это вы?
— Он самый… Тот самый князь!
Они сердечно поздоровались. Я предложил Дубровинскому присесть.
Арсланбеков продолжал разглядывать князя:
— Князь, каким чудом вы оказались в этих местах?
Князь хлопнул чалмой о землю и, сердито поглаживая бритую голову, не скрывая недовольства, сказал:
— Об этом спросите у господина полковника!
Я ответил не сразу.
Испытания последних дней измотали князя, он сильно изменился, осунулся. Похудел, щеки ввалились. В глазах залегла усталость, даже голос утратил чистоту, стал глухим, сиплым, точно у князя болело горло.
Я протянул князю стопку коньяку и сказал, обращаясь к полковнику:
— Князь занят самосовершенствованием. До сих пор он жил именем, доставшимся от прапрадедов. А теперь хочет испытать свои собственные способности. По-моему, это хорошее дело. Прошло время, когда жили старыми титулами. Наше время — время деловых людей. Нужно сообразоваться с временем. Не так ли?
Арсланбеков быстро уловил иронию, прозвучавшую в моих словах, и с серьезным видом поддержал меня:
— Совершенно справедливо… Нужно жить своим именем, своим авторитетом. Нужно трезво глядеть на жизнь. Еще Рудаки [47] говорил:
Князь промолчал. Мне показалось, что он в душе улыбнулся.
16
В Мазари-Шерифе я предполагал задержаться не больше чем на два дня. По вот уже неделя, как я оставил седло, а до сих пор неизвестно, когда отправлюсь в дальнейший путь. Город живет какой-то неестественной, лихорадочной жизнью. По словам местных жителей, за всю историю Мазари-Шерифа таких бурных дней еще не было. Лавки открыты и день и ночь. Караван-сараи, чайханы переполнены. А самое удивительное то, что здесь появилось множество никем не признанных представительств, без вывесок на дверях.
Я побывал в одном из них — в представительстве «Кокаидского правительства». Работники представительства занимают большой дом в южной части города. В десятке кабинетов целая толпа служащих занята выше головы. Кто пишет письма, кто подписывает бумаги, кто ставит печать… Все на месте, как в настоящих посольствах. Не хватает только одного: нет «Кокандского правительства». Но представители верят, что и оно будет. Поэтому трудятся усердно: посылают в Фергану оружие, боеприпасы, собирают среди населения пожертвования, составляют ноты, печатают воззвания. Словом, забот хватает…
У Иргаш-бая — известного ферганского курбаши[49],— оказывается, тоже свое «представительство». Я не был в конторе, но с самим «представителем» встретился. После этого отправил к Иргаш-баю гонца. Когда гонец вернется, мы еще раз встретимся. Только после этого я покину Мазари-Шериф.
…Время близилось к вечеру. Попивая на открытой веранде чай, я поджидал капитана Дейли. Откуда-то, запыхавшись, прибежал Арсланбеков. Я теперь часто виделся с ним. Это был действительно умный, способный разведчик. К тому же не знающий усталости. Все мои поручения он выполнял ревностно. Я дал ему трудное задание: уточнить, кто из турецких и немецких лазутчиков находится в Мазари-Шерифе и в каком направлении они ведут работу. Он уже многого добился по этой части.
По одному только виду полковника я понял: что-то случилось. Он был мрачен, привычное веселое выражение исчезло с его лица. И я не ошибся. Войдя на веранду, полковник схватил кувшин с холодной водой и, не отрываясь, выпил, одну за другой, две пиалы. Потом снял каракулевую шапку, пиджак, бросил их на деревянный топчан, тяжело вздохнул и сел.
Я задал вопрос первым:
— Вы что-то мрачны, полковник… Что-нибудь случилось?
Арсланбеков вытер платком потное лицо и, глубоко вздохнув, заговорил:
— Юсупа ранили!
— Какого Юсупа?
— Моего помощника. А в карман вложили вот эту записку.
Я взял записку и пробежал глазами. Она была написана на персидском языке и содержала всего несколько слов: «Безбожный полковник! Теперь твоя очередь!..»
Записка явно была заготовлена заранее, в спокойной обстановке: буквы ровные, выписаны отчетливо, с нужным нажимом, край записки был замаран кровью.
Я положил бумагу на стол и спросил, в каком состоянии Юсуп. Полковник ответил, что отнес его к одному знакомому врачу и что положение его тяжелое. Потом заговорил с горечью:
— Вот наш финал. Работаешь как вол, день и ночь, не думая о том, что любой жизни бывает конец. И вот — погибаешь от выпущенной из-за угла пули или от удара отравленным ножом… Спокойно умереть своей смертью — даже и этого нам не дано!
Арсланбеков был по-настоящему расстроен. Его обычно смеющиеся, живые, умные глаза скрылись за пленкой слез, от внутреннего волнения он дрожал всем телом. Я попытался успокоить его, но он опередил меня:
Классик туркменской литературы Махтумкули оставил после себя богатейшее поэтическое наследство. Поэт-патриот не только воспевал свою Родину, но и прилагал много усилий для объединения туркменских племен в борьбе против иноземных захватчиков.Роман Клыча Кулиева «Суровые дни» написан на эту волнующую тему. На русский язык он переведен с туркменского по изданию: «Суровые дни», 1965 г.Книга отредактирована на общественных началах Ю. БЕЛОВЫМ.
Роман К. Кулиева в двух частях о жизни и творчестве классика туркменской литературы, философа и мыслителя-гуманиста Махтумкули. Автор, опираясь на фактический материал и труды великого поэта, сумел, глубоко проанализировав, довести до читателя мысли и чаяния, процесс творческого и гражданственного становления Махтумкули.
Совсем недавно русский читатель познакомился с историческим романом Клыча Кулиева «Суровые дни», в котором автор обращается к нелёгкому прошлому своей родины, раскрывает волнующие страницы жизни великого туркменского поэта Махтумкули. И вот теперь — встреча с героями новой книги Клыча Кулиева: на этот раз с героями романа «Непокорный алжирец».В этом своём произведении Клыч Кулиев — дипломат в прошлом — пишет о событиях, очевидцем которых был он сам, рассказывает о героической борьбе алжирского народа против иноземных колонизаторов и о сложной судьбе одного из сыновей этого народа — талантливого и честного доктора Решида.
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Повесть о рыбаках и их детях из каракалпакского аула Тербенбеса. События, происходящие в повести, относятся к 1921 году, когда рыбаки Аральского моря по призыву В. И. Ленина вышли в море на лов рыбы для голодающих Поволжья, чтобы своим самоотверженным трудом и интернациональной солидарностью помочь русским рабочим и крестьянам спасти молодую Республику Советов. Автор повести Галым Сейтназаров — современный каракалпакский прозаик и поэт. Ленинская тема — одна из главных в его творчестве. Известность среди читателей получила его поэма о В.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.