Чёрный караван - [121]
У самой двери генерал остановил меня:
— Полковник! Задержитесь на минутку.
Я вернулся назад. Генерал перевел дыхание и, понизив голос, сказал:
— Только что комендант видел Дружкина. Он советует на собрание железнодорожников нашим людям не ходить. По словам Дружкина, рабочие настроены враждебно, может повториться то же, что было в канун Нового года. Я решил так. Новый приказ о запрещении собраний и митингов вступает в силу с этого дня, — надо срочно отпечатать его и расклеить на вокзале, в депо, мастерских. А вокруг клуба поставить усиленные караулы. Посмотрим, что тогда произойдет!
— Ничего не произойдет! — Я горячо поддержал генерала. — Как сказал Ораз-сердар, игру в демократию надо кончать. Надо хорошенько дать по зубам всем любителям болтовни, надо сделать так, чтобы они тряслись от страха при одном слове «демократия». Если это будет сделано, легче станет и нашим друзьям — они тоже воспрянут.
— Вы правы! — Генерал был доволен. — Надо кончать игру в демократию. Сейчас должен явиться Зимин. Я ему дам соответствующие указания. А вы переговорите с Дружкиным. Скажите ему: быть наготове. Если рабочие начнут шуметь, пусть приведет в действие все свои силы.
Захватив с собой коменданта, я отправился в типографию. У площади Скобелева нам встретился Дружкин. Он направлялся в миссию. Я посадил его в машину и по дороге сообщил о своем разговоре с генералом, о принятом решении. Дружкин одобрил наш план, но предупредил, что, если не проявить твердость с самого начала, могут начаться большие волнения.
У Дружкина были основания опасаться рабочих — это доказала встреча в типографии. Для начала я коротко рассказал собравшимся о положении в крае, объявил, что правительство Великобритании будет всемерно поддерживать Закаспийское правительство до полной победы над большевизмом. Сказал, что, если понадобится, британское правительство дополнительно пришлет сюда войска. Затем огласил приказ генерала. Вернее, собрался огласить… Но едва я прочел первые строки приказа, как поднялся невообразимый шум. Мои слова потонули в общем гаме. Дружкин изо всех сил закричал:
— Публика! Прекратить безобразие!
Но шум все усиливался. Народу собралось много, весь грязный, захламленный двор типографии был забит людьми. Пришли даже уборщицы. Что делать? Уйти? Начнется хохот, насмешки. Хватать за шиворот первого встречного? Это и неприлично, и ничего не даст. Оставалось только бессильно кусать губы и ждать, когда утихнет шум. Мы стояли сложа руки, прислушиваясь к отдельным голосам. В этот момент, пошатываясь точно пьяный, к нам подошел маленький, щуплый старичок в ватнике и солдатских сапогах. Он чуть приподнял нахлобученную на глаза кепку и уставился на меня своими подслеповатыми глазами. Затем повернулся к толпе, громко откашлялся и поднял руку. Гомон мгновенно утих. Отступив на шаг, старик заговорил глуховатым голосом:
— Не трудитесь… Мы этот ваш приказ читали, товарищ капитан.
Я сердито оборвал старика:
— Не капитан, а полковник… И не товарищ, а господин полковник.
— Господин полковник? — Старик ехидно прищурил глазки. — Мы всех господ давно уже выбросили на свалку. Теперь у нас нет господ. Все мы равноправные товарищи. Не так ли, товарищ Дружкин?
Дружкин сердито кашлянул, но промолчал. Старик с той же насмешкой в голосе продолжал:
— Может, сука издохла, а щенята остались? Если так, скажите прямо… Заново начнем привыкать — гнуть спину и кланяться.
В толпе послышался смешок. Дружкин не удержался, крикнул:
— Прекратите болтовню!..
Язвительно улыбаясь, старик ответил:
— Нет, господин министр. Тьфу, уже черт попутал… Товарищ министр… товарищ Дружкин… Я вот чего боюсь: если мы станем называть вас «господами», вы примете нас за своих холуев. Снова начнется прежнее. Все наши усилия пропадут даром. Давайте лучше останемся товарищами.
Смех в толпе перерастал в хохот. Старик обернулся ко мне:
— Господин полковник! Вы только что сказали насчет помощи Закаспийскому правительству. Где же это правительство? Ей-богу, мы даже и не подозревали, что существует какое-то правительство. Если оно действительно есть, покажите его нам. Много на душе накопилось. Вот уже второй месяц нам не платят жалованья. Наши семьи голодают. Не можем мы дальше так терпеть! Если у нас в самом деле есть правительство, пусть оно поможет нам. Пусть поддержит нас!
— А что, если вместо поддержки оно еще даст тебе по затылку?
Из толпы выделился второй старик. По-видимому, армянин: на голове у него была каракулевая шапка конусом, морщинистое лицо утонуло в курчавой бороде. Он был такого высокого роста, что первый старик показался возле него ребенком. Армянин, дымя своей трубкой, повторил вопрос:
— Я тебя спрашиваю, Андрей… Что, если вместо поддержки оно еще даст тебе по затылку?
Маленький старик, хитро прищурясь, посмотрел на Дружкина и ответил:
— Тогда я попрошу их поддержать мне другое место.
Типография буквально взорвалась от хохота. Снова поднялся неистовый шум. Дружкин побагровел от злости. Я понял, что он сейчас сорвется, и по-английски шепнул ему: «Не придавайте значения».
Старый армянин, как бы извиняясь, сказал:
Классик туркменской литературы Махтумкули оставил после себя богатейшее поэтическое наследство. Поэт-патриот не только воспевал свою Родину, но и прилагал много усилий для объединения туркменских племен в борьбе против иноземных захватчиков.Роман Клыча Кулиева «Суровые дни» написан на эту волнующую тему. На русский язык он переведен с туркменского по изданию: «Суровые дни», 1965 г.Книга отредактирована на общественных началах Ю. БЕЛОВЫМ.
Роман К. Кулиева в двух частях о жизни и творчестве классика туркменской литературы, философа и мыслителя-гуманиста Махтумкули. Автор, опираясь на фактический материал и труды великого поэта, сумел, глубоко проанализировав, довести до читателя мысли и чаяния, процесс творческого и гражданственного становления Махтумкули.
Совсем недавно русский читатель познакомился с историческим романом Клыча Кулиева «Суровые дни», в котором автор обращается к нелёгкому прошлому своей родины, раскрывает волнующие страницы жизни великого туркменского поэта Махтумкули. И вот теперь — встреча с героями новой книги Клыча Кулиева: на этот раз с героями романа «Непокорный алжирец».В этом своём произведении Клыч Кулиев — дипломат в прошлом — пишет о событиях, очевидцем которых был он сам, рассказывает о героической борьбе алжирского народа против иноземных колонизаторов и о сложной судьбе одного из сыновей этого народа — талантливого и честного доктора Решида.
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Повесть о рыбаках и их детях из каракалпакского аула Тербенбеса. События, происходящие в повести, относятся к 1921 году, когда рыбаки Аральского моря по призыву В. И. Ленина вышли в море на лов рыбы для голодающих Поволжья, чтобы своим самоотверженным трудом и интернациональной солидарностью помочь русским рабочим и крестьянам спасти молодую Республику Советов. Автор повести Галым Сейтназаров — современный каракалпакский прозаик и поэт. Ленинская тема — одна из главных в его творчестве. Известность среди читателей получила его поэма о В.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.