Черный кандидат - [11]

Уинстон помочился без рук и вытянул из кармана пакетик для сэндвичей. Вода в нем была мутнее пивной мочи Уинстона. Рыбка забилась в угол и каждые две секунды открывала рот, словно хотела что-то сказать, но не могла вспомнить что. Нажав на смыв, Уинстон поболтал пакетом над водоворотом, размышляя, не избавиться ли ему от новой ответственности.

– Стульчак, – напомнила Иоланда.

– Опустил, – пробурчал он и перебрался на кухню.

За ним шлейфом тянулось долгое приглушенное «бля…». В кухне Уинстон снял с полки глубокую стеклянную миску для кассероли, наполнил водой из-под крана и выпустил туда золотую рыбку. Та сделала по своему новому дому круг благодарности. Уинстон щелкнул пальцем по стеклянной крышке, привлекая внимание рыбки.

– Тут безопасно?

Иоланда держала паузу, чтобы он мог перекусить на скорую руку. Это не отменяло ее обязательного выступления в роли языкатой Черной Мамаши, просто его откладывала.

Уинстон открыл холодильник и достал две большие пшеничные лепешки-тортильи и пачку маргарина. Спичкой зажег конфорку, поджарил тортильи до первых признаков обугливания, перекинул их на столешницу и густо смазал горячие круги маргарином. Вскоре он уже жевал сочащиеся жиром рулеты и пытался подобрать рыбке имя.

В кухню ворвался голос Иоланды, требующий беспрекословного подчинения, как Глас Божий, говоривший с Авраамом:

– Выключи газ, помой руки и принеси мне лимонада.

– Дастин, – сказал Уинстон рыбке. – Ты ж умудрился выжить, как Дастин Хоффман в «Марафонце».

Уинстон опустил палец в воду и принялся тыкать рыбку, всякий раз после тычка наклоняясь и шепотом спрашивая: «Тут безопасно?»

Иоланда сидела на краю смятой постели и кормила грудью их одиннадцатимесячного сына Брайса Экстраординера Фошей, уменьшительно Джорди. Услышав, что папа вошел в комнату, Джорди с громким влажным чмоком выпустил сосок Иоланды. Между его подбородком и вершиной материнской груди протянулась ниточка слюны. Джорди повернулся к отцу, ниточка лопнула и перекинулась на грудь. Уинстон глянул на радиочасы на прикроватной тумбочке; половина третьего ночи. Джорди радостно загулил, и мужчины обменялись щекастыми улыбками.

– Как дела, мелкий ниггер? – спросил Уинстон, целуя ребенка в лобик.

– Я тебе уже сказала. Где ты был… большой ниггер? – Уинстон покорно открыл рот, собираясь раскатать и надуть заготовленные объяснения, как спасательный трап реактивного лайнера… – Ой, лучше молчи, Борз.

Уинстон захлопнул рот и протянул стакан лимонада и кусок своей тортильи. Иоланда отмахнулась. Он присел рядом на кровать. У Иоланды было выражение лица полицейского, который остановил машину, держа руку на рукоятке пистолета, попросил водителя предъявить права и осведомился, сколько тот сегодня выпил. Уинстон быстро протрезвел и рассказал все как есть, осыпая жену и ребенка лепешечными крошками. Добираясь в повествовании до того или иного момента, он в качестве иллюстрации вытаскивал из кармана соответствующий предмет и бросал его на постель: сначала пистолет, потом пустой пакет из-под шкварок, предсказание из упаковки жвачек и, наконец, толстую скрутку купюр, перетянутую резинкой. Закончив рассказ, Уинстон сжевал последний кусок тортильи, облизал пальцы и застыл в ожидании реакции. Иоланда внимательно изучила все улики, выискивая слабые места предложенной версии. Прочла предсказание, похихикала над комиксом:

– Джо Базука шикарен.

Она зарылась носом в пакет от шкварок и вдохнула, проверяя их свежесть. Спрятав пакет за спину, гаркнула:

– Назови срок годности!

– Иоланда, ну что ты…

– Я тебя знаю, ты всегда проверяешь.

– 9 июня.

Иоланда сверилась с надписью на пакете и хмыкнула. Потом надула улику и громко лопнула ее о голову. Передав Джорди Уинстону, она взяла пистолет, мастерски извлекла патрон из патронника, нацелилась на свое отражение в настольном зеркале и, наконец, с ковбойским шиком прокрутила оружие вокруг пальца.

Уинстон прижал Джорди к груди и скрючился на полу у кровати, опасаясь случайного выстрела.

– Детка, ты какого хрена творишь? Он же заряжен!

– Не волнуйся, я поставила его на предохранитель. А вот ты бегал по городу с оружием на боевом взводе. Хорошо еще, что у гамбургеров нет ног. Решил бы на них поохотиться и отстрелил бы себе хер.

– Для этого нужна пушка побольше – вроде «магнума».

– Ага, конечно.

Иоланда спрятала пистолет под матрас и сдернула резинку с денег. Лизнув палец, она быстро разложила их на аккуратные стопки по сто долларов. Уинстон тем временем носился с заливающимся Джорди по комнате и гудел как самолет.

– Перестать, сон отобьешь.

Уинстон сел обратно на постель, подкидывая ребенка на колене.

– Ты хочешь сказать, что Плюх просто так одолжил тебе семь сотен?

– Он сперва не хотел, говорил, что это сложно, у него мало ликвидных активов, но я его напоил и надавил на чувство вины. В конце концов, это из-за него меня чуть не пришили.

– А он тут при чем?

– Чувак прекрасно знал, что я не хочу работать в Бруклине.

– Борзый, ну почему ты не можешь отказать Плюху?

Иоланда надулась и начала перекладывать деньги.

Уинстон сделал вид, что не замечает ее раздражения, и мазнул пальцем по сопливому носику Джорди. Иоланда спрятала деньги в верхний ящик комода, забрала у Уинстона ребенка и вышла в гостиную.