Черный Канаан - [9]

Даже в полутьме было видно, как побледнел Брак-стон. Он не спросил меня, откуда я все это знаю.

– Мы отыщем их. Неужели начнется резня?

На его вопрос я не ответил. Мой взгляд неотрывно следил за заходящим солнцем, и, когда оно окончательно скрылось за деревьями, я задрожал ледяной дрожью. Тщетно говорил я себе, что не существует сверхъестественных сил, которые смогут повести меня куда-то против моей воли. Если колдунья могла повелевать мной, почему же она не заставила меня последовать за собой от хижины джи-джи? Или квартеронка играет со мной, как кошка играет с мышью, позволяя той почти убежать, – только для того, чтобы снова схватить ее?

– Кирби, что с тобой? – услышал я встревоженный голос Бракстона. – Ты потеешь и трясешься, словно старик. Что... Почему ты остановился?

Я бессознательно натянул поводья, и мой конь встал. Он задрожал и стал фыркать, когда я направил его по узкой тропинке, уходившей от дороги, по которой мы ехали... по тропинке, которая вела на север.

– Послушай! – с трудом выдавил я.

– Что это? – Бракстон потянулся за пистолетом. Короткие сумерки хвойного леса сменились глубокой тьмой.

– Разве ты не слышишь? – прошептал я. – Барабаны! Барабаны бьют в Гошене!

– Я ничего не слышу, – тяжело пробормотал он. – Если они бьют в Гошене, то здесь их не услышать.

– Посмотри туда! – Мой резкий крик заставил его повернуться. Я показал на тропинку, скрытую тенями. Там, меньше чем в сотне футах от нас, кто-то стоял. Я разглядел в темноте женщину. Ее странные глаза сверкали, насмешливая улыбка кривилась на красных губах. – Проклятая мерзавка Саула Старка, – пробормотал я, потянувшись к кобуре. – Мой бог, ты что, окаменел? Ты видишь ее?

– Я никого не вижу! – прошептал он, мертвенно побледнев. – О чем ты, Кирби?

Мой взгляд скользнул по тропинке, снова и снова я вглядывался в темноту. В этот раз ничто не сдерживало мою руку. Но улыбающееся лицо смотрело на меня из теней. Гибкая, округлая рука поднялась, палец властно поманил за собой, а потом девушка пошла прочь, и я, пришпорив коня, направил его по узкой тропинке, пустынной и заброшенной. Словно черный поток подхватил и понес меня вопреки моему желанию.

Смутно услышал я крики Бракстона, а потом он оказался рядом со мной, схватил мои поводья, заставил коня повернуть. Помню, совершенно не соображая, что делаю, я ударил его рукоятью пистолета. Все черные реки Африки вздымались и пенились в моей голове, с грохотом сливаясь в единый поток, который нес меня в океан гибели.

– Кирби, ты сошел с ума? Эта дорога ведет в Гошен!

Удивляясь сам себе, я покачал головой. Пена водяного потока бурлила в моей голове. Собственный голос показался мне очень далеким:

– Возвращайся! Скачи в Гримсвилль! Я еду в Гошен!

– Кирби, да ты с ума сошел!

– Безумный или нормальный, но сегодня ночью я еду в Гошен, – вяло ответил я. Я был полностью в сознании, понимал, что делаю, сознавал невероятную глупость своего поступка и знал, что ничто мне не поможет. Какие-то обрывки здравомыслия понуждали меня пытаться скрыть страшную правду от моего спутника, предполагавшего, что я просто обезумел. – Саул Старк в Гошене. Он виновен во всем происходящем. Я убью его. Это остановит восстание раньше, чем оно начнется.

Бракстон задрожал, словно человек, у которого началась лихорадка.

– Я поеду с тобой.

– Ты должен поехать в Гримсвилль и предупредить людей, – настаивал я, пытаясь говорить логично, но чувствуя, что меня все настойчивей, непреодолимо тянут куда-то... заставляют ехать дальше.

– Ребята и так выставят охрану, – упрямо возразил Бракстон. – Им не нужно мое предупреждение. Я пойду с тобой. Не знаю, что происходит, но я не должен дать тебе умереть в одиночестве в этих темных лесах.

Я был не согласен. Я не мог взять его с собой. Ослепляющие потоки снова и снова обрушивались на меня. Чуть впереди на тропинке я видел стройную фигуру, различал блеск сверхъестественных глаз, манящий палец... Галопом я помчался по тропе и слышал, как копыта лошади Бракстона застучали у меня за спиной.

4

Наступила ночь. Сквозь ветви деревьев ярко сверкала красная луна. Стало тяжело править конями.

– Они чувствительнее нас, Кирби, – прошептал Бракстон.

– Возможно, – отсутствующим голосом ответил я. В сумрачном свете я с трудом мог отыскать тропинку.

– И я тоже что-то чувствую. Чем ближе мы к Канаану, тем они беспокойней. Каждый раз, как мы подъезжаем к ручьям, кони становятся робкими и фыркают.

Тропинка не раз уже выводила нас к узким грязным ручьям, которых в этом уголке Канаана было полным-полно. Несколько раз мы оказывались так близко к одному из них, что видели в тенях густой растительности черный, тускло мерцающий поток. И каждый раз, как я помню, кони выказывали признаки страха.

Я боролся со страшным принуждением, которое влекло меня. Но ощущение было не то, что в гипнотическом трансе. Я оставался полностью в сознании. Даже безумие, в котором слышался рев черных рек, отступило. Мои мысли прояснились. Я совершенно четко понимал собственную глупость и мучился, но был не способен побороть ее и повернуть коня. Отчетливо сознавал я, что еду принять пытки и смерть и веду верного друга к такому же концу. Но скакал дальше и дальше. Все мои усилия разрушить чары, сковавшие меня, оказались тщетны. Я не мог объяснить, каким образом заклятие воздействует на меня, так же как не мог объяснить, почему серебристая сталь может превратиться в магнит. Надо мной властвовали черные силы, о которых не знал ни один белый. Такая простая, известная вещь, как гипноз, выглядела убогой частицей, лучинкой, отщепленной наугад от искусства вуду. Сила, которой я не мог сопротивляться, влекла меня в Гошен. Большего я не мог понять, как не может понять кролик, почему глаза раскачивающейся змеи заставляют его идти в разинутую пасть. Мы были не так далеко от Гошена, когда лошадь Бракстона сбросила седока, а мой конь начал фыркать и брыкаться.