Черный гусар - [80]

— Это хорошо... — улыбаясь, начал Кутузов.

Ланжерон поднял брови.

— Хорошо, что вы такого мнения, граф. Должно быть, и Ахмед-паша готовится к решительному демаршу.

— Это же азбука, Михаил Илларионович. Арифметика тактики и стратегии.

— Тактики — соглашусь. Но в стратегии есть метода и позначительней. Давайте-ка вспомним, господа. — Кутузов обвёл взглядом генералов, полковников, заполнивших его комнатёнку: спальню, служившую одновременно и кабинетом. — Пять лет армия наша стоит здесь, на Дунае. Молдавия и Валахия стали нашими в первый же год войны. В Булгарию мы наведываемся только в летние месяцы. Месяца нам не хватает, чтобы пройти за Балканские горы. Начинаются холода, и мы возвращаемся за Дунай. Что же сейчас? Даже если прогоним Ахмед-пашу на тот берег, он не отойдёт далеко. Будет ждать новой весны, новой кампании. Нельзя отпускать его армию.

— Но, оставшись здесь, визирь угрожает куда опасней.

— Да, нельзя его ни отпустить, ни оставить. Надобно — уничтожить. Но не прямой же атакой, граф. Мы все бывали на приступах, испытали мужество неприятеля в обороне. Надо ждать, господа! Ждать терпеливо, подыскивая, подгадывая нужный нам случай. До зимы осталось немного. Визирь тоже не останется в лагере. Ему две дороги — либо вперёд, либо назад... Терпение, терпение и ещё раз терпение. Господа, все свободны. Александр Фёдорович, а вы задержитесь.

В опустевшей комнате остались они вдвоём. Ланжерон, опустив глаза, постукивал пальцем по карте, по тому месту, где неровной кривой очерчен был лагерь великого визиря Ахмед-паши. Кутузов, прищурив глаз, оглядывал нетерпеливого и отважного генерала:

— Я приказал вернуться дивизии Маркова.

Ланжерон вскинул голову:

— Петербург разрешил?

— Я, как мы с вами обсуждали недавно, послал запрос военному министру. Но — пока письмо наше дойдёт, пока они там будут судить-рядить, пока примчится к нам фельдъегерь с ответом. Одновременно я послал и за Евгением Ивановичем. Сейчас, думаю, полки его уже на подходе. Разместите их у Слободзеи, как будто решились мы прикрывать дорогу на Бухарест.

— А на самом деле? — напряжённо спросил граф.

Кутузов долго не отвечал, надувал и распускал губы, потом, молча, провёл пальцем линию по бумаге и сразу изобразил, будто смахивает невидимые следы ладонью.

— Как?! — Лицо Ланжерона вдруг разгладилось и загорелось. — Так просто?.. И думаете, они нам позволят?

— А они и не узнают. До самого конца так и не узнают. Во всяком случае не должны...

V

Александрийцам приказали быть наготове ещё с вечера. В темноте им надлежало соединиться с дивизией Маркова и подчиняться распоряжениям генерала.

Ночной марш получился несложный. Оба батальона прошли тылами корпуса Ланжерона и поднялись вдоль берега вверх по реке. На месте гусары были сразу после полуночи. Оставалось лишь ждать.

О кострах, конечно, никто не помышлял, но и прочие огни были запрещены. Мундштук трубочки-носогрейки Ланской катал во рту, но зажечь так и не решился. После часа ожидания полковник приказал спешиться. Гусары сели на землю, держа повод в руках.

Через несколько часов стало ясно, что случилась привычная уже всем сшибка в расчётах и диспозициях. Кто-то приказал, а кто-то его недослушал. Одни появились вовремя, другие решили, что их и так подождут.

Когда рассвело окончательно, Ланской пыхнул дымом, поднялся в седло и поехал искать командира дивизии.

— Опять кто-то дурит, майор. Не знаешь, с кем больше лаяться — с неприятелем или с начальством...

Проб нервно переступал ногами, тыкался мордой в ментик. Валериан, не оборачиваясь, похлопал его по шее. Ему тоже надоело ждать неизвестно что, непонятно откуда. Хотя более всего его беспокоил второй его эскадрон, по счёту всего полка — пятый. Бывший командир, майор Березовский, остался под Рущуком. Попал под турецкую саблю уже в самом конце сражения, когда александрийцы вместе с белорусцами и казаками рубили убегающих конников Чапан-оглу.

Офицеров в полку давно был совершеннейший некомплект, и эскадрон доверили поручику Болотникову, служившему ещё с Березовским. Хотя Мадатову было бы куда как спокойнее, если бы на это место встал хотя бы Чернявский. Ланского, как понял Валериан, такая расстановка тоже вполне бы устроила, но ввести в такую должность недавнего вахмистра командир не решился.

Мадатов подумал, что свой четвёртый он вполне может оставить на Бутовича, на Фому, а самому придётся больше приглядывать за пятым. И Березовский был не слишком строг и распорядителен, а как поведёт себя Геннадий Болотников, и вовсе оставалось пока неизвестным...

— Наконь! Гусары! Живо!

Мадатов вздрогнул и увидел скачущего вдоль строя полковника. Он поднял своих людей и подъехал к Ланскому.

— Поплывём через реку. Пехота в лодочках, мы и казаки верхом. Но не все. Приовский, Анастасий Иванович, — твой батальон на месте. Задача — прикрыть переправу. Не ровён час — сипахи на нас наскачут. Останутся драгуны ещё и ольвиопольцы. А мы — на тот берег...

Переправа тянулась долго. Вместо паромов Маркову удалось достать только утлые лодки. Да и тех было немного. Пехоту перевозили в несколько приёмов. Мушкетёры, егеря, гренадеры набивались в них, как яблоки в плетённые из прутьев корзины. Кто сидел, кто стоял — только бы хватило места поставить обе ступни. Несколько лодок столкнулись, люди выпали за борт. Пара судёнышек перевернулась. Не умевшие плавать солдаты сразу ушли под воду.