Черный феникс. Африканское сафари - [151]

От места к месту на этом огромном отрезке побережья есть, конечно, определенные различия и культурные варианты. Ламу и другие острова Баджун — самый яркий из них. Четко выделяется субкультура сомалийского Савахила, Занзибара, Момбасы, Дар-эс-Салама, Софалы, Коморских островов. Но эти различия не столь велики, как можно было бы предположить на такой огромной территории. И это еще раз доказывает существование единой суахилийской культуры — самобытной, зрелой и независимой. Она возникла на Черном континенте, имеет глубинные африканские корни и нигде больше, кроме как в Африке, созреть не могла бы. Это — африканская культура, причем в условиях независимой Кении в ее развитии все большее участие принимают выходцы из внутриматериковых районов страны — кикуйю, луо и лухья. Они не обязательно делаются мусульманами. Но, воспринимая суахилийский образ жизни, они вносят в него новые элементы, присущие традициям своих народов.

Так происходит взаимное обогащение культур, начатое еще теми, кто привез с Манда на материк секреты плавки черного металла, кто впервые посвятил жителей прибрежных деревень озера Ньянза в премудрости письма и научил масаи суахилийскому счету.

Глава шестидесятая

На похороны португальского колониализма опоздать никак нельзя. — Остров Мозамбик — перекресток путей времен эпохи Великих географических открытий. — Взрыв у моста задерживает нас еще на час. — «Это не привидения, а девушки». — Косметические маски и политические цели. — Оплот Лиссабона на суахилийском юге. — Макуа приветствуют передовые отряды ФРЕЛИМО

— О, если бы кто-нибудь — Аллах, Христос, Будда или даже лесной божок — смог удлинить сегодняшний день хоть на три-четыре часа, все могло бы быть так славно! — энергично хлопая себя по колену на очередном дорожном ухабе, восклицает комиссар Жоао. — Приехали бы на остров засветло, в лучах заходящего солнца отправили бы на свалку истории португальский флаг, а утром, в лучах восхода, подняли бы флаг ФРЕЛИМО. В перерыве же между торжествами занялись бы неотложными делами.

— Ничего не получится. До моста, что соединяет материк с Илья-де-Мозамбиком[48], мы доберемся лишь в полночь, — вмешивается Алвиш, наш шофер. — И как раз в это время начнется дождь — так положено по сезону. Раньше утра он здесь не кончается и льет как из ведра. Какое уж там торжество!

Но изменить что-нибудь в нашем расписании этого дня — 21 декабря 1974 года — было нельзя. Возглавляемый комиссаром Жоао передовой отряд освободительных сил ФРЕЛИМО, двигаясь с севера, принимал власть на местах у навсегда уходивших с мозамбикской земли португальских колонизаторов. Где-то за нами двигались колонны фрелимовской регулярной пехоты и отряды партизан, соединения боевой техники, спешили к своим рабочим местам фрелимовские агитаторы и учителя, врачи и агрономы — все те, кому предстояло включиться в процесс создания переходной власти в Мозамбике, перестройки его жизни на новый лад.

Но у Жоао и сопровождающих его иные, первоочередные задачи: реализовать договоренность о прекращении огня, провести митинги и встречи с заждавшимся своих освободителей населением, разъяснить ему особенности текущего момента.

— Хорош я агитатор! — теперь уже себе под нос вполголоса сетует Жоао. — Собираюсь перед народом распространяться о пользе дисциплины при новой власти, а поднять флаг этой власти сам на полдня запаздываю. A сделать все вовремя именно на острове важно вдвойне. Знаешь, почему мне так не терпится попасть на Илья-де-Мозамбик?

— Тяготеет «бремя истории»? — предполагаю я.

— Конечно! Возраст Лоренсу-Маркиша[49] как столичного города не перевалил еще за век. А Илья-де-Мозамбик! Ведь почти пятьсот лет этот город-остров был главным военным, политическим и культурным форпостом Лиссабона не только в Мозамбике, но и во всей южной части Восточной Африки, одним из оплотов могущества португальцев в Индийском океане. Туда стекались все несметные богатства, увозимые на Запад и Восток постоянно теснившимися на рейде острова огромными судами. В какой-то книжке я недавно прочитал, что в XVI веке через остров проезжали все, кого влек на Восток соблазн легкой удачи: вице-короли и преступники, поэты и купцы.

Мощный взрыв прерывает наш разговор. Машину бросает влево, разворачивает, клубы пыли заволакивают лунное небо. Рядом раздается второй взрыв, третий… Вдоль дороги, справа и сзади от нас, начинают строчить автоматы. Вскоре, однако, они стихают. Комиссар со своими помощниками выясняет обстановку, солдаты ставят наш перевернувшийся «Лендровер» на колеса и выталкивают его на дорогу.

— Судя по тому, как все бездарно подстроено, это дело рук местных правых, — резюмирует происшедшее Жоао. — Хотели подорвать на мосту нас, но ошибочно направили взрыв на лежавшую у обочины огромную глыбу ракушечника. Нас отбросило взрывной волной в песок, а осколки глыбы привели в действие еще два взрывных устройства, уничтожившие мост. Реку — а это Манапо — переедем вброд. Беда лишь в том, что у нас пропал еще целый час.

Сразу за широкой речной долиной кончилось однообразие хлопковых и кукурузных полей, за окном машины замелькали черные силуэты кокосовых пальм. Чаще стали попадаться жилища. Многие из них иллюминированы разноцветными электрическими лампочками, кое-где у входа в хижины можно разглядеть портреты фрелимовских лидеров.