Черный феникс. Африканское сафари - [142]

Мелодичный перезвон отвлек внимание от украшений. Выглянув в окно, я увидел, что он исходит от двух тамбуринов, на которых играли расположившиеся напротив нас девушки. Чуть погодя они запели.

— Это женщины поют нравоучительные стихи, написанные великой Мваной Купоной, — подойдя сзади ко мне, пояснил мвалиму. — Она была женой известного политического деятеля Сийю первой половины прошлого века. Ее стихотворения, написанные в форме завещания своей дочери, очень популярны на архипелаге. Все у нас любят и почитают Мвану Купону.

— В Ламу я видел дом с мемориальной доской, где она жила, — вспомнил я.

— Говорят, это единственная во всей Тропической Африке доска, установленная в память о деятеле литературы. Разве биби Мвана не достойна этого? Во всяком случае, мужская часть человечества должна быть благодарна ей за мудрые советы женщинам, содержащиеся в ее стихотворных назиданиях.

Пение неожиданно прервал пронзительный крик. В руках у девушек вместо тамбуринов появились погремушки-трещотки. В такт им глухо забили барабаны. Из противоположного конца двора, где чадил котел с рыбой, к дому подошли женщины, завернутые в черные буибуи. Они остановились против комнаты невесты, отмеченной вывешенным из окна ковром, пожелали ей счастья и вышли на улицу. Затем их место заняли пожилые мужчины. Они молча хлопали в ладоши и удалялись.

— Наступила полночь. Теперь во дворе перед домом невесты могут оставаться лишь ее сверстники, — объяснил мвалиму. — Сейчас заиграют флейты-зомори, чистые звуки которых символизируют у нас молодость и счастье. Под их аккомпанемент молодежь будет танцевать и веселиться до утренней зари. А нам положено спать.

Свадьба была назначена на одиннадцать утра — час крайне неудобный, если принимать в расчет местную жару. Однако это время, как полагали местные духовники, «лучше всего соотносилось с расположением на небосводе звезды жениха».

С самого утра, как мне рассказали, жених сидел в одиночестве в своем доме, а невесту продолжали растирать благовониями. С помощью специального растительного клея на щеки ей прикрепили по золотой монете, а кончик носа украсили резной золотой пластиной. Затем платье и волосы девушки обрызгали липким лаком и обсыпали лепестками жасмина. В этом виде она предстала перед прибывшей в дом Бакари матерью жениха, которая принесла главные подарки: официально они не являются выкупом родителям невесты, а становятся ее личной собственностью. Приняв их, невеста отрезает себе путь к отступлению.

Только после этого на арене событий появился жених — средних лет статный мужчина в белом. Потом приехали его свидетели и друзья, затем мулла верхом на муле. Не заходя в дом, все они устроились в расставленных во дворе креслах. Жениху было отведено самое высокое место, мулле, сидевшему напротив, — чуть пониже. Подняв руку с Кораном, он прокричал несколько фраз. На этом формальная часть свадьбы была закончена.

Откуда-то из-за кустов ударили барабаны. Мужчины встали и, пропустив вперед новоиспеченного мужа, пританцовывая, направились в дом, где все еще скрывалась невеста. Дверь в ее комнату оставалась закрытой. Подойдя к ней, муж громко постучал в нее три раза. Тогда дверь отворилась, но одновременно кровать, на которой сидела девушка, скрылась за опустившимся сверху палантином. Мужчины получили право войти в комнату, постояли немного, обменялись шутками и, так и не увидев той, ради которой пришли, удалились.

В спальне остались лишь молодожены и несколько пожилых женщин, которые старались казаться незамеченными. Они натерли мужу волосы и руки ароматическими маслами, затем принесли большой фаянсовый таз, в котором он вымыл ноги. Только после этого жених, слегка откинув палантин, присел на угол кровати. Женщины удалились. Из-за палантина высунулась обсыпанная жасминовыми лепестками рука, в которую муж положил первый «семейный» подарок. Теперь он получил право разговаривать со своей женой.

Семь дней и семь ночей они не выйдут из этой комнаты. Доступ к ним будет иметь лишь старшая тетка мужа, нянчившая его еще младенцем. На восьмой день молодожены появятся во дворе и устроят там угощение для своих общих друзей. А на девятый день молодая жена переступит порог дома своего мужа, у которого уже есть старая жена…

Глава пятьдесят шестая

Если в тюрьму, то только на экскурсию! — Под парусом к берегам Манда. — На лазурной глади океана показывается кусок амбры. — Мы снова сидим на мели. — Пестрый мир коралловых рифов. — Баобабы на берегу безводного острова. — Профессор Н. Читик говорит: «Разгадки многих тайн истории суахили следует искать именно здесь». — Пионеры каменного строительства в Экваториальной Африке. — Торговля удивительных размеров. — Монетный двор континента. — Железо здесь плавили повсеместно

Заждавшийся меня на доу Рашиди сетовал, что за столь долгое отсутствие бвана Чуй спишет его на берег. А когда услышал о моем плане зайти на остров Манда, прежде чем вернуться в Ламу, то заявил, что за «угон судна» мы оба угодим за решетку, откуда вызволить нас не удастся.

Тюрьма в Ламу помещалась в импозантной оманской крепости, и попасть туда мне как раз хотелось, но только в качестве туриста. Чем устраивать мне поденную экскурсию, бване Чуй будет гораздо выгоднее получить дополнительные шиллинги за аренду доу. Однако Рашиди не соглашался, ссылаясь на то, что между островами Пате и Манда одни лишь коралловые рифы и отмели. Он там никогда не плавал, и, если что случится, в открытом океане от беды мы так легко, как в мангровом болоте, не отделаемся.