Черный дом - [8]

— Господин Варфоломеев, господин Варфоломеев! — требовательно обратилась к агенту рыжая, даже и не подумав поздороваться. — Что произошло? И ваши, и потом — вот эти… ничего не говорят, хорошо еслиь на начальство ссылаются. А мне же надо хронику сдавать к дневному выпуску!

"Вот ведь коза, — подумал полицейский, но беззлобно, а скорее по-отечески, все-таки постарше репортерши он был значительно. — И как она чувствует все эти кромешные дела? Небось, за утро в городе не один десяток происшествий, так нет же — она именно сюда примчалась… Как же теперь от нее отвязаться-то? или — пусть постарается, но не только на себя и свою газетку?"

— Верно они говорят, Нина Трофимовна, доброго утречка вам, — солидно, выдерживая предписанный всеми служебными инструкциями доброжелательный тон в общении с гражданами, ответил Варфоломеев. — Простые городовые и знать ничего не могут, они же просто в охранении стоят…

— Ой, не надо мне пудрить мозг, — взвилась репортерша, чувствуя, что ей пытаются заговорить зубы. — Они-то как раз и знают больше всех… но ладно, пусть себе молчат, но вы-то что мне скажете? А то народец тут уже и притон раскрыл, и наркоманов поймал, и даже логово убийц обнаружил…

— И я вам, уважаемая, ничего не скажу, — улыбнулся через силу Варфоломеев, чувствуя, как от настырности репортерши у него снова начинает болеть голова. — Было там происшествие, было… вот и всё. Но…

Полицейский сделал, как ему казалось, загадочное лицо, а на самом деле, просто изобразил какую-то непонятную гримасу, понизил голос и, склонившись к Нине, продолжил почти шепотом:

— … вот как выйдет из подъезда жандармский подполковник… такой весь из себя барин, в черном плаще… вот он-то и сможет обо всем рассказать.

— Это тот, что туда вошел с полчаса назад? — заразившись полицейской таинственностью, тоже шепотом переспросила репортерша.

— Точно-точно. Вы же его сразу и приметили, не могли не приметить, с вашей-то наблюдательностью, — мелко польстил девушке сыскарь, всегда помнивший, что "доброе слово и кошке приятно". — Так вот, они, жандармы то есть, это дело и поведут, а мы — черная косточка, все больше по хулиганствам, да простому гоп-стопу работаем…

Довольный своей выдумкой стравить испортившего ему настроение жандарма и назойливую репортершу, сыскной агент улыбнулся.

— Что-то здесь не то, — недовольная предстоящим ожиданием неизвестного подполковника пробурчала Нина. — Не нравится мне…

Но момент для продолжения расспросов был уже упущен, Варфоломеев быстро, но не торопясь, выдерживая солидность представителя закона, уходил к своей машине.

"Черт бы с ними со всеми, — подумал репортерша. — Ждать мне не привыкать, но уж если соврал этот полицай, то я его и в Управлении найду, и тогда уже — с живого не слезу…"

А ждать и в самом деле пришлось долго. Почти два часа. Деятельная и энергичная репортерша успела заскучать, сбегать к телефонной будке на углу дома и позвонить в редакцию, чтобы ставили в дневной номер уже давно готовый её материал совсем по другим криминальным случаями в городе без всяких изменений и дополнений. Потом выкурила полдесятка папирос, самых что ни на есть мужских, крепких, но, правда, хорошего, вкусного табака. И когда её раздражение и злость на Варфоломеева, собственную доверчивость и кажущуюся бесцельность ожидания достигли предела, из подъезда в сопровождении то ли почетного конвоя, то ли охраны вышел тот самый жандарм. И репортерша бросилась к нему, как изголодавшаяся лисица кидается на цыплят, но — тут же, с разбегу, едва не уткнулась в грудь неожиданно возникшего на её пути габаритного сопровождающего, своим телом прикрывшего подполковника даже от такой гипотетической опасности.

— Ты что, болван, не видишь!?! — возмутилась Нина, запрокидывая голову, что бы посмотреть жандарму в лицо и при этом тыча пальцем в закрепленную на себе карточку. — Я должна взять интервью у господина подполковника… а ты…

— Пропусти, Серж, — попросил охранника Голицын. — Здравствуйте, милая барышня. Чем обязан?

— Никакая я не барышня, — продолжила было свой возмущенный монолог Нина. — Я репортер городской и районной газет, по криминальной хронике! А мне никто ничего не говорит, внутрь не пускают, и все при этом ссылаются на вас, даже фамилии вашей не называя…

— Милая барышня-репортер, моя фамилия Голицын, я служу в Жандармском Корпусе в чине подполковника, — безо всякой иронии, абсолютно спокойно, будто дело происходит не на бегу возле подъезда городского дома, а где-нибудь в гостиной шикарного великосветского особняка за чашкой чая, улыбнулся атакованный Ниной жандарм. — А вы, насколько мне известно, Нина Березина, единственная в городской прессе женщина-репортер, да еще при этом занимающаяся вовсе не дамскими темами, а криминальной хроникой. И на этом поприще получившая очень широкую известность… правда, в довольно узких, профессиональных кругах полицейских, адвокатов и их клиентов…

— Вот уж не думала, что мною так интересуется жандармерия, — отозвалась до нельзя польщенная, едва не покрасневшая от удовольствия Нина, все-таки для репортеров известность, пусть даже и в узких кругах, слаще манны небесной.