Черный дом - [39]

Он плотно прихватил левой рукой за талию Нину, переминающуюся с ноги на ногу рядом с ним, а Воронцов, так и не вернувший пистолет в кобуру, также поступил с Совой…

— Это перебор, — чуть недовольно поморщилась девушка. — Никто же нас при переходе из комнаты в комнату разделять не будет.

— Береженого бог бережет, — ответил затертой сентенцией Голицын.

И они еще трижды входили в пыльную подсобку и возвращались в Зеркальную Комнату, но ничего не менялось, разве что во время последнего перехода в углу пустой до сих пор комнатки оказалась старая, потертая и поломанная швабра.

— Думаю, что эксперименты пора заканчивать, — сказал Голицын на правах старшего, как по чину, так и по возрасту и положению в обществе. — Как думает уважаемая Кассандра, можно из "Черного дома" выйти? Или так и будем блуждать по комнатам до самой смерти?

— Естественно, можно, — поморщилась Сова, она невзлюбила прозвище, данное ей подполковником. — Я сразу говорила, что закрытых миров не бывает. А запертые специально всегда можно открыть… но этот — не заперт, я бы почувствовала… наверное…

— Тогда — пойдем дальше…

И потянулся странный, чем-то жутковатый лабиринт пустынных комнат. В некоторых были только-только накрыты столы свежайшими, прямо с плиты, деликатесами, от которых иной раз даже исходил ароматный парок. В некоторых каменной твердости куски хлеба соседствовали с заплесневелыми фруктами и изрядно воняющим тухлятиной мясом. Иногда в пепельницах дотлевали окурки положенных туда несколько минут назад папирос. А иногда пыль лежала толстым-претолстым пушистым слоем на всех горизонтальных поверхностях. Но людей не было нигде.

В некоторых комнатах подполковник Голицын с неожиданным для него, лихорадочным интересом бросался к установленным телефонным аппаратам, накручивал диск, набирая только ему известные номера, и разочарованно, аккуратно клал трубку обратно на рычажки, хотя, и это было заметно всем, сокровенным желанием жандарма было грохнуть злосчастный, ни в чем не виноватый кусок пластмассы, так, что бы разлетелся он вдребезги и пополам. На третий, или уже четвертый раз бесплодных попыток жандарма Сова поинтересовалась без тени иронии:

— Нет связи?

— Да вот, странное дело, — охотно поделился подполковник. — Связь есть, но… понимаешь, никто не берет трубку с той стороны. Идут и идут длинные гудки, но никто не подходит. Даже оперативный дежурный по жандармскому Корпусу, а этого не может быть в принципе. А так, связь есть. Я специально пару раз набирал абсолютную абракадабру, представляете, приятным женским голосом автомат отвечал: "Неправильно набран номер!"

— Тогда, может быть, стоит выйти из дома? — спросила Сова. — Вдруг на улице наше положение прояснится?

— Ты знаешь дорогу? — поинтересовался Воронцов, постоянно в этом блуждании по лабиринту комнат находящийся поблизости от девушки.

— Ха, — оживилась Сова, — а хваленые штурмовики и жандармские офицеры не знают? Может быть, они еще и не заметили, что мы только что вошли в ту самую комнату, в которой встретились несколько часов назад?

— Получается, что если пройти отсюда по коридору направо до упора, потом еще через две комнаты и большой зал при самом входе, то мы попадем на крылечко? — будто бы сам себе проговорил Алексей.

— Я прошла сюда другим путем, — покачала головой Сова. — Но надо попробовать и твой, мы ничего не теряем…

— …кроме времени и нервов, — заметил Голицын, которому откровенно надоело телефонное бесплодие и тихое, жалостливое нытье рыжей репортерши по поводу её передвижения босиком.

Справедливости ради, надо бы заметить, что ныла Нина совершенно напрасно, никаких неудобств вроде битого стекла, камней или колкой травы на их пути не встречалось, и самое большое неудобство для репортерши заключалось в полном отсутствии привычки передвигаться босой даже по относительно чистым, ровным и гладким полам. И еще она жгуче завидовала Сове и Ворону за их простенький, функциональный наряд. В кардинально изменившейся ситуации вечернее платье с разрезами до верхней половины бедра и абсолютно голой спиной выглядело дико и совершенно неуместно. Вот только до поры, до времени поделать с этим ничего было нельзя, ни в одной из пройденных комнат, комнаток и залов, коридоров и вестибюлей никакой одежды и обуви не наблюдалось и в помине.

…над маленьким, символичным навесом крыльца по-прежнему вполнакала горела слабенькая лампочка, не столько освещая темную стену "Черного дома", сколько, казалось, собирая вокруг себя все еще ночной мрак.

— Ничего не изменилось, — с сомнением в голосе сказала из-за плеча подполковника Нина.

— Пожалуй, ничего, — задумчиво отозвался Голицын. — Кроме, автомобилей…

Пусть и затруднительно было что-либо отчетливо разобрать в темноте, но то, что из пяти машин, прижавшихся к стене, четыре были никуда не годны, видно было издалека. Корпуса автомобилей проржавели, и едва ли не светились во мраке чешуей разрушенного металла. Ни стекол салона, ни покрышек на машинах не было.

— Если по внешнему виду судить, лет этак двадцать они тут простояли без присмотра, брошенные, — констатировал Воронцов. — А вот эта — как новенькая, только, кажись, фара разбита. Я проверю?