Черный Бумер - [49]

Рыбников делал вид, будто разглядывает фотографию. На самом деле он очень смутно видел изображение на бумаге. Правый глаз затек и почти совсем закрылся, кроме того, из рассечения над бровью под веки здорового глаза попадала кровь, взгляд туманили слезы, с которыми лесник не мог справиться. Он попытался поднять правую руку, протереть глаз, но не смог. Сломанное предплечье онемело и налилось неподъемной тяжестью, будто в руку вкололи лошадиную дозу новокаина, а потом привязали к ней пудовую гирю. Левая рука, кажется, была цела, но Рыбников не решался оторвать ее от пола, он боялся, что потеряет равновесие, завалится на бок и уже не сможет подняться. Он моргал глазами, выигрывая время, чтобы собраться с мыслями, найти какой-то спасительный выход. Но ни одной путной мысли в голову не лезло.

— Я ни хрена не вижу, — сглотнув кровь, сказал он. — Зрение совсем ни того… Село.

Месяц выругался, вышел в сени. Вернулся с черпаком, выплеснув воду в лицо Рыбникова, снова поднес карточку к его носу.

— Это твой последний шанс. Слышь ты, сраный тупой идиот.

Краснопольский поднялся на ноги. Повесил пиджак на спинку стула и по локоть закатал рукава рубашки, наклонился к леснику, что-то прошептал ему на ухо и громко сказал:

— Мне не хочется этого делать, но я это сделаю. Ну, как? Нравится тебе такая процедура.

— Не очень, — ответил Рыбников. — Приятнее кусок дерьма понюхать. Или поцеловать того ублюдка, которого моя бывшая жена родила от негра. Только забил я на тебя, гнида.

— Напрасно теряем время. Он по-хорошему не понимает.

Краснопольский, отодвинув от стены ящик для обуви, поднял с полу ржавый шиферный гвоздь, ждавший своего часа с незапамятных времен. Повертев гвоздь в руке, обмотал широкую шляпку носовым платком. Зажал гвоздь в руке между безымянным и средним пальцами, уперев шляпку в ладонь, и шагнул к Рыбникову.

Ландау, наблюдавший за этими манипуляциями, испытал первые позывы тошноты. Услышав крик, он отвернулся к окну, стал внимательно разглядывать макушки дальних сосен. Не впервые он становился свидетелем человеческих мучений. И всякий раз боялся, что, не выдержав этого зрелища, криков, вида и запаха крови, жестоких побоев, сам блевонет или у всех на глазах грохнется в обморок. Поэтому, отключаясь от действительности, старался ничего не видеть и не слышать. Ландау не понимал людей, которые могли спасти себе жизнь, но почему-то не хотели для этого пальцем пошевелить.

Какой смысл переть против грубой силы, если этой силе ты ничего не можешь противопоставить? Зачем прятать человека, которого с твоей помощью или без нее все равно найдут и грохнут? Какой смысл мучиться, строить из себя крутого парня, когда есть шанс выторговать жизнь? Упертость этого лесника выше человеческого понимания. Здравый смысл, простая логика отступают на задний план. Глупо все это и ни кошерно. Ни кошерно… Лес беспокойно шумел, на небо наползли лохматые облака, брызнули редкие капли дождя. Парни Месяца и Фомин попрятались в машины.

Глава десятая

Когда все звуки стихли, Ландау оглянулся назад.

Месяц отошел в дальний угол, встав возле русской печки, замер, прижал лоб к кирпичам. Краснопольский, бросив на пол шиферный гвоздь и носовой платок, сидел на стуле, обмахиваясь старой газетой, его лицо блестело от пота. Кажется, он совсем выбился из сил, но все труды пропали даром. Рыбников в рубахе, залитой кровью с ворота до живота, лежал на боку вдоль стены, лицо посинело и опухло от побоев, потеряв человеческие очертания. Изо рта лезла какая-то белая дрянь, похожая на отрыжку новорожденного. Кажется, лесник уже не понимал, где он находится и что с ним произошло. Если в таком состоянии Рыбников встретит свою смерть, он ее даже не узнает.

— Где мои ноги? — неожиданно громким и ясным голосом спросил он. — Я не чувствую ног. Помогите мне.

— Поздно помогать, — отозвался Краснопольский. — Пошел в задницу.

— Но я не чувствую ног…

— Подрочи, тогда почувствуешь, — с досады Краснопольский плюнул на пол. — Сраная крыса. Ублюдок.

Больше лесник не подал голоса, поджав колени к груди, он обхватил ладонями живот, пригнул голову.

— Может, оно и к лучшему, — сказал Краснопольский, убеждая не Месяца, а себя самого. Он надел пиджак, подошел к окну и, отдернув занавеску, стал смотреть на серое небо. — Бобрик приедет на стрелку в придорожном шалмане. Думаю, что придет… Хрен с ним, подождем до вечера.

— Конечно, подождем, — Месяц продолжал неподвижно стоять у печки. — Зря ты его так сразу… Этим чертовым гвоздем. Надо было медленно, потихоньку.

— Потихоньку я умею только с бабами, — ответил Приз. — Потихоньку… Это как? Может этому леснику еще за пивом сбегать. Или телку подогнать с большими сиськами. Потихоньку…

Месяц вздохнул и промолчал.

— Если я вам не нужен, выйду на воздух, — заерзал на стуле Ландау. — Меня что-то… Живот прихватило…

И не успел закончить фразу, оборвав ее на полуслове. Периферийным зрением он заметил слабый дрожащий огонек. Перевел взгляд на лесника и вздрогнул, будто к ляжке приложили оголенный электрический провод. В руке Рыбников сжимал горящую зажигалку. Кажется, огонек готов был погаснуть, но почему-то не гас. Ландау хотел крикнуть, но потерял дар речи.