Черный бор - [2]

О достоинствах «Лорина» выше были приведены слова И. А. Гончарова. Другой роман Валуева, «Княжна Татьяна», пожалуй, по своим литературным качествам превосходит «Лорина». В нем нет длиннот, на которые указывал в «Лорине» Гончаров (кстати, «Княжна Татьяна» начинается с того, что главная героиня читает роман Гончарова «Обрыв» и перечитывает эпизод, где Вера с Райским спускаются с крутизны, а в беседке Веру ждет Марк), прекрасны описания зимней лунной петербургской ночи (21.VII) и охоты на медведя в Чудове (21.XVII), а сцена, когда граф Ксенин увидел княжну Татьяну Орловскую в церкви и отметил, что на ней лежит печать таинственности, просто превосходна.

И все же повести Валуева «У Покрова в Лёвшине» и «Черный Бор» — безусловно, лучшее из всего им написанного в прозе. В них присутствует простодушный и истинно русский лиризм. Жизнь провинциальной Москвы («У Покрова в Лёвшине») в семидесятых годах прошлого столетия описана живописно-сочно: здесь Москва и в пасхальные праздники (гл. II), и в будни (гл. I); этнографически точно изображен район Покровского и Денежного переулков (гл. I). Даже дом Снегиных можно, наверное, найти сейчас, опираясь на текст повести Валуева «Черный Бор», действие которой происходит в подмосковных помещичьих усадьбах. Сюжетная канва обеих повестей и характер отношений главных героев, Анатолия Леонина и Веры Снегиной («У Покрова в Лёвшине»), Бориса Печерина и Веры Сербиной, барона и баронессы Вальдбах («Черный Бор»), имеют черты большого сходства. Главная тема и в том, и в другом случае — чувство, проверяемое временем. Впрочем, Валуев утверждал в своих философских отступлениях: «Время и пространство — понятия довольно условные; <…> на деле совсем даже не существует ни пространства, ни времени; это только прирожденные нам формы мышления, и наш ум изобрел идею пространства для объяснения конкретности предметов, а идею времени — для объяснения последовательного порядка явлений и событий»[7].

III

В отличие от прозы поэзия Валуева начисто лишена бытовых элементов, она философична, религиозна. В основном, валуевские стихи под разными псевдонимами опубликованы в изданном им в 1884 году (СПб.) «Сборнике кратких благоговейных чтений на все дни года».

Было бы чрезмерным предлагать сегодняшнему читателю значительную выборку стихов Валуева, посему ограничимся обширными цитатами, позволяющими составить представление об их форме и содержании.

Стихи — вне времени и пространства — обращены к душе человеческой, одинаковой во все времена и везде, и к Богу — символу вечности и постоянства.

Величественно красив Христос в изображении Валуева:

Медленно Христос восстает. Он внимательным оком

Волн измеряет косматые гряды, длань поднимает,

Морю велит — и мгновенно смолкли море и буря.

Сгладились волны. Рассеялись тучи. По темной лазури

Месяц течет, на небе стражу ночную свершая.

Ласково шепчет морская струя, и журчит, и лепечет,

С лунным светом играя и блеском искр серебристых

След ладьи отмечая. И плавно, как лебедь озерный,

Путь продолжает ладья…[8]

Это — ночной лунный сон, пленительный и радостный, а вот другой — вечерний, закатный сон, слегка жутковатый:

Я видел сон. Был вечер; час заката.

Со всех сторон в долину Иосафата

По склонам гор неровною стопой

Шли странники несметною толпой.

И каждый шел особою тропою,

И каждый нес свой крест перед собою.

Во всех концах долины виден был,

Из края в край, открытых ряд могил;

И каждый странник шел к своей могиле,

И каждый перед ней ему по силе

На путь земной крест данный водружал,

И сам затем, сойдя в могилу, ждал.

Чтоб крест лучом заката озарился.

И видел я, что свет зари ложился

На все кресты, и ярче освещен

Был всякий крест, что до конца несен

Покорною и твердою рукою,

Как веры стяг, — высоко над главою[9].

Именно вера — по Валуеву, ее значение для человека первостепенно — спасает человека от страха смерти и небытия и не дает ему утонуть в океане вечности:

Потонем? Нет! Другим заветом

Звучит безбрежный океан.

Сомненьям нашим быть ответом

Ему немолчный голос дан.

Творца велениям покорный,

Он вечным сном нам не грозит.

Он баптистерий чудотворный

И только нас преобразит[10].

Человек, понимающий, что наш мир не единственный, а лишь один из многих, непоколебимо уверен в существовании Бога и высших сил:

Над видимым миром мы знаем другой,

     Мир сущий вкруг нас и над нами.

Тот мир познаем мы лишь чуткой душой,

     Не видим земными очами.

Тот мир не пространство небес голубых,

     Не света дневного потоки,

Не воздух, не звезд хороводов ночных

     Искрящийся отблеск далекий.

Тот мир не несет на себе тех оков,

     Которых привычно нам бремя.

Незримому миру бесплотных духов

     Не узы, не место, не время —

Бесследно те духи над нами парят,

     Беззвучно меж нас пролетают,

И часто по воле Творца нас хранят,

     По воле Творца нас спасают[11].

И Валуев поет настоящий гимн Господу Богу, благодарственный гимн:

Мой дух! за все благодари Творца!

Во всем познай Его Святую волю!

Он дал тебе твою земную долю,

Он создал нас. Он нас вложил в сердца

И жажду благ, и светоч упований,

И радости благославенный жар,

И многозвучную струну страданий.

Он благ, — и от Него благ всякий дар.