Чёрный беркут - [21]

Яков посмотрел на тропу, по которой они только что прошли. Едва заметная полоса тянулась по сухой траве под лучами низкого солнца, пропадала в зеленых травах, волнующихся в распадке. Может быть, ему лишь показалось, что он видит след? Сумеет ли он постичь эту науку? Будет ли полезным на границе? Научится ли стрелять, как Аликпер, читать следы, как Амангельды?

— Вон он, наш главный враг, — продолжая смотреть в бинокль за линию границы, сказал Карачун.

Яков вопросительно посмотрел на него. Без бинокля он видел на сопредельной земле только несколько человеческих фигур, ползающих по разделенному на квадраты склону горы.

— Мак полют, — пояснил Карачун. — На таком клочке посеет дехканин пшеницу, козлы и бараны все съедят вытопчут. Мак посеет — за опий в десять раз больше пшеницы купит. А что этим опием тысячу людей отравит — наплевать. Выгодно, и все тут. Среди баев не найдешь ни одного, чтобы опий курил. А беднота, шаромыги почти все курят. Баю выгодно терьяк в долг давать. Конец года подходит, он говорит дехканину: «Ты мне еще за терьяк должен».

Карачун замолк, с видимым сожалением рассматривая в бинокль ползающих по маковому полю дехкан. Небольшого роста, плотный и быстрый, с загорелым, худощавым лицом, он был бы похож на туркмена, если бы не яркие синие глаза, такие же синие, как бездонное небо его Украины, да не мягкий южный говор, который остается у человека на всю жизнь, если он родился на Киевщине или Полтавщине.

— Сам-то ты пробовал курить? — спросил Яков.

— Один раз для интереса покурил. Сначала чувствуешь такую силу, что быку рога бы свернул. А потом валит с ног. Лежишь как обалделый, сны разные видишь. После два дня очухаться не можешь — такая отрава... Сидели бы у себя и курили, сколько влезет, а то всю продукцию к нам прут. Там у них целая технология разработана. Куда ни повернись — притоны. Выгодно! У нас продают одну палочку за сто тридцать рублей! А терьякеш — тот и жену с детьми отдаст, только бы покурить! — Карачун сплюнул с досадой, выругался. — Вот он где у нас, этот терьяк, — хлопнул себя ладонью по шее. — Вся зараза в нем. Сколько людей погубил, сколько еще погубит, пока выведем...

Где-то неподалеку грохнул выстрел, раскатисто отдался в ущелье. Карачун насторожился, быстро ящерицей скользнул в лощину, где стояли привязанные к арче кони. Спустя минуту послышался дробный цокот копыт. На гребне каменистой сопки мелькнул темный силуэт всадника, пригнувшегося к шее лошади, скрылся за горой. Снова гулко прокатился выстрел.

— Когда зовут, надо идти, — сказал Амангельды.

Они тоже вскочили на коней, рысью пронеслись по дну ущелья вслед за начальником заставы. Поднявшись на сопку, осторожно выглянули. Впереди — широкая лощина, по склонам которой темнеют арчи. Из-за любой группы деревьев, из-за каждого камня, спрятавшегося в траве, можно ждать пулю. Но Карачун был спокоен, даже приподнялся на стременах, всматриваясь в даль. Яков на всякий случай положил винтовку поперек седла.

— Вон они, голубчики, — протянув руку вперед, произнес Карачун. — Уже с трофеем...

Яков увидел пограничника в буденовке, с ним человека в рубахе и легкой кепке. Они тащили подвязанного за спутанные ноги к жерди горного козла.

— Нашлись Бочаров и Шевченко, — сказал Карачун. — Выходит, у них все в порядке. Поедем теперь к дождь-яме. Есть тут у нас такое место, назвали мы его лагерем Шмидта. Нажарим шашлык, посмотрим, что Светлана с собой дала.

Яков промолчал, но Карачун догадался, о чем он подумал: как можно говорить о шашлыке, когда только что контрабандисты избили камнями солдата, унесли с собой его винтовку и, мажет быть, до сих пор скрываются в горах?

Начальник заставы улыбнулся.

— Раз уж мы тут помаячили, — сказал он, — можно быть уверенным, до ночи, а то и до утра никто не придет, так что шашлык съесть успеем.

Амангельды, сославшись на неотложные дела, распрощался со всеми и уехал. Остальные направились к лагерю Шмидта.

...Смолистая арча разгорелась жарким пламенем. К небу столбом взвились искры. Яков подложил в костер несколько палок горного клена. Для приготовления хорошего шашлыка требовалось нажечь углей из деревьев лиственных пород. Яков наблюдал, как, морщась и отворачиваясь от дыма, колдовали над приготовлением шашлыка командир отделения Шевченко, Бочаров и Аликпер. Запах жареного мяса щекотал ноздри, разносился далеко вокруг. Начальник заставы, отойдя от костра, стоял, определяя, куда дует ветер, смотрел на верхушки разбросанных между скалами темных арч, осматривал склоны гор в бинокль. Метрах в двухстах блестело красноватыми отсветами зари озеро. Но это было не озеро, а всего лишь дождь-яма, впадина на вершине плато, в которой после дождя скопилась вода.

Вечерние горы отражались в багряной поверхности дождь-ямы. Замерла темно-зеленая трава вокруг столь желанной здесь воды. Лучшего места для отдыха не придумаешь: деревья дают тень, а вода — самое дорогое в горах, — вот она рядом: свежая, чистая, бери сколько хочешь. Да и видимость во все стороны на много верст, никто не подойдет незамеченным, не застанет врасплох.

Карачун вернулся к костру, принялся помогать Аликперу нанизывать на шампуры кусочки мяса. Жилистый, длинный и медлительный Шевченко, изредка бросая взгляд на Якова, увлеченно рассказывал: