Чёрный архипелаг - [52]

Жак даже немного рассердился на меня, что я так сдержанно хвалю этот караван-сарай для туристов. Зато большую часть времени я провел в магазине сувениров при отеле. Там продавались оригинальные произведения местного искусства.

— Раз уж вы этим интересуетесь, то я отвезу вас тут неподалеку. Может, что-нибудь вам да понравится, — заявил француз.

К владениям мсье Мишутушкина вела дорога метров в семьсот длиной. Мне там очень понравилось. Это была усадьба истинного художника. Табличка на воротах отражала его полный титул, который звучал так: «коллекционер искусства Океании, консультант по искусству Полинезии и Меланезии». Господина Мишутушкина, к сожалению, мы не застали: кажется, он проектировал на Таити интерьер нового отеля. Нас принял его друг, меланезиец, тоже художник. Молодой человек показал нам жилой дом и музей обоих художников, где в большом беспорядке валялись прекрасные маски, культовые скульптуры, гонги, барабаны, причем не только с Новых Гебрид, но и Новой Гвинеи, Соломоновых островов и других регионов Океании. Жак был вполне доволен: я восторженно кидался к пыльным сокровищам, врем» от времени восхищенно вздыхая при виде инкрустированной ракушками выразительной маски или культовой принадлежности, отделанной перламутром.

На полпути между искусством Тонга и Самоа совершенно неожиданно для меня молодой художник спокойно сказал, что вообще-то «у них весьма тесные контакты с Польшей».

Услышав такое заявление, я едва не выронил из рук большую глиняную маску. Оказывается, неутомимый коллекционер и знаток искусства, директор Музея Азии и Океании в Варшаве Анджей Вавжиняк (меланезиец никак не мог правильно выговорить его фамилию) вошел в контакт с Мишутушкиным, известным специалистом в этой области, и настолько очаровал последнего, что тот согласился пожертвовать польскому музею несколько интересных экспонатов из своего собрания. Как раз в тот момент шло комплектование посылки. Молодой художник принес мне даже конверт с польскими марками. Великолепное свидетельство, особенно если принять во внимание расстояние от Панго Род, на которой находится мастерская Мишутушкина, до Варшавы[22].

Гартье очень радовался, что коллекция меня очаровала, а больше всего тому, как поразило меня письмо из Польши.

— Хорошенькие игрушечки у этого Мишутушкина, не правда ли? — ликовал Гартье, будто сам был их владельцем.

На обратном пути из того потока информации, которую обрушил на меня Жак, я усвоил, что в 1940 году тогдашний глава французской администрации на Новых Гебридах мсье Анри Суто одним из первых официальных представителей заокеанских территорий Франции встал на сторону генерала Шарля де Голля, а сам де Голль в качестве главы французского государства приезжал с визитом в кондоминиум в 1966 году.

— Я мало помню об этом событии, — с грустью признался Гартье, — мы с моим другом, тоже ветераном, так сильно напились в тот день, что так и не увидели дорогого Шарля.

Тоска по Танне

Вечеринка в доме Бохеньских была в самом разгаре. Беспрерывно звенели бокалы. Общество все больше оживлялось. Гости, расположившись маленькими группами, вели беседы на самые разнообразные темы. Неожиданно разговор зашел о Танне.

— Жаль, что вы так и не попали на этот остров, — обратившись ко мне, сказал Гарри. (Когда нас представляли друг другу, он довольно невнятно пробормотал свою фамилию.) — Это один из интереснейших уголков кондоминиума.

— Я очень сожалею об этом. Но что поделаешь, ведь все рейсы были отменены.

— Боятся урагана. Да это и понятно. Такие маленькие машины не могут рисковать. Несколько лет назад во время такого урагана погиб на Танне мой близкий друг Пол Бартон, кстати, пионер нашей авиации.

— Как же это произошло?

— Самолет упал в джунгли. Погибло восемь человек.

— Вы сказали, это был первый полет Пола?

— Нет. Первый исторический полет Пола над Новыми Гебридами был совершен в 1966 году. Вместе с Бобом, плантатором, они полетели тогда тоже на Таину и завязли там на две недели. Оказалось, что тамошний аэродром слишком мал. Его расширяли четырнадцать дней, чтобы самолет мог взлететь и вернуться в Вилу. Так возникла «Нью Хебридс Эйрвэйс».

— Кажется, она больше не существует?

— Конечно, нет. Когда Бартон полетел на Танну, французы сразу же создали конкуренцию. Год спустя мы уже имели «Хэбридэйр» и французского пилота.

— А у вас тут весело, при вашем франко-британском сотрудничестве. И так всегда и во всем?

— Нет, не всегда, всего лишь семнадцать лет, с тех пор как началась дружба, — пошутил Гарри. — Так вот, «Эйр Меланизэя», наша внутренняя авиалиния, возникла как раз в результате объединения «Нью Хебридс Эйрвэйс» и «Хебридэйр» в июне 1966 года. Через три месяца, уже под флагом «Эйр Меланизэя», погиб мой товарищ.

Гарри грустно отхлебнул из бокала глоток виски. Мы оба помолчали.

— Я очень люблю Танну, — задумчиво произнес Гарри. — Правда, я никогда там не жил, но, как ветеран на службе кондоминиума, бывал часто. Уверен, тока произвел бы на вас огромное впечатление.

— Расскажите, пожалуйста, об этом подробнее! Признаюсь, я о таком не слышал.

— Слово «тока» происходит от названия танца, который исполняют во время больших торжеств, называемых на Танне