Черный Ангел - [20]

Вирхиния не могла ответить. Она не понимала, чего хотел Колберт, и в какую игру он играл. Землевладелец вместе с сыном неожиданно расхохотался от всей души.

— Полагаю, Вы сочтете их здоровыми, — продолжил он, не обращая внимания на молчание девушки. — Так оно и есть. Они выносливы в работе. Надеюсь, они пробудут у меня очень долго, потому что я намерен устроить им такую жизнь, что перед смертью они тысячу раз проклянут свою судьбу.

Этого Келли не вынесла. Услышав последние слова, она перепугалась не на шутку.

— Все равно рабы рано или поздно умирают, — вмешиваясь в разговор, глухо пробормотал Эдгар заплетающимся от выпитого вина языком. — Солнце, лихорадка… — Он налил себе еще бокал.

Мигель и рта не открыл, его ответом было молчаливое презрение. А, собственно, чем еще он мог их оскорбить? Однако Мигель дал себе клятву, что они ему за все заплатят, все вместе, и каждый из них по отдельности.

— Хорошо, Николас, — сказал Себастьян, — можешь увести их. Завтра их ждет тяжелый день — лущение стерни на западных полях. Только не снимай с них цепей, им так нравятся эти браслеты… — добавил Колберт, когда они уже выходили из столовой, и расхохотался над собственной шуткой.

Диего опустил голову и пошел к двери, а Мигель повернулся и процедил сквозь зубы, с трудом сохраняя спокойный тон, и глядя прямо на Келли:

— Очень жаль. Когда мне приказали вымыться, я подумал, что Вы решили использовать меня согласно нашему разговору, миледи.

Вирхиния зажала рот руками, а Келли, вздрогнув от неожиданности, подскочила на стуле. Взгляды дяди и Эдгара метнулись к ней.

— Что он имел в виду?

— Я… я… не знаю.

— Неужели Вы не помните, миледи? — с издевкой продолжал Мигель.

Диего, со своей стороны, усердно молился, чтобы брат побыстрее закрыл свой рот. Ради всего святого! Неужели он снова сошел с ума? Подобная дерзость могла привести его прямиком к столбу наказаний.

Келли не дышала — она не могла поверить в происходящее. Это казалось кошмарным сном. Безрассудная отвага этого человека лишила сидящих за столом людей дара речи; все, молча, ждали. Келли посмотрела Мигелю прямо в глаза. В них был какой-то особенный блеск — смесь насмешки и пугающей ее ярости. Что он искал? Если она все расскажет, его могут даже убить. Вирхиния незаметно толкнула ее под столом ногой, и этот толчок привел Келли в чувство.

— Я увидела его в полях, дядя. — Келли старалась не разозлиться. Она протянула руку, чтобы взять пирожное. Ее пальцы дрожали, и она не могла скрыть эту предательскую дрожь. — Говорят, испанцы знают толк в лошадях, и я подумала, что он объездит того жеребца, что ты подарил мне месяц назад. Он еще очень горячий.

Хмурые морщинки на лбу Колберта разгладились и потеряли свою суровость, да и сам он, похоже, расслабился.

— Я купил это отребье не для того, чтобы он занимался лошадьми, Келли. Поищи себе другого.

— Это была всего лишь задумка, дядя, — примирительно проворковала Келли.

— В другой раз, миледи, — успел сказать Мигель, сопроводив свои слова легким поклоном.

Глава 10

Три дня братья работали на сахарном заводе, на прессовке уже срезанного и убранного с плантаций сахарного тростника. Они быстро убедились, что здешняя работа была не менее, если не более, изнурительной, чем работа в полях. Снопы тростника привозили сюда на телегах, аккуратными рядками укладывали под вальцовый пресс, и жернова начинали дробить стебли, выдавливая из них сок. Оставшиеся после этого отходы не пропадали даром, они использовались для поддержания огня в перегоночных котлах.

Поместье “Подающая надежды” было весьма процветающим. Для нормального ведения хозяйства необходимо было производить двести бочонков сахара, но в действительности удавалось получить гораздо больше. Судя по тому, что слышали братья, чтобы добиться подобного результата требовался рабочий скот в количестве двухсот пятидесяти негров, восьмидесяти волов и шестидесяти мулов.

— Интересно, к какому виду скота относимся мы? — зло и с горечью иронизировал Мигель. В ответ на это Диего молчал.

Братья уже пережили этап, именуемый плантаторами “садом”, а проще говоря, работу в полях. Теперь Колберт велел им работать на дробилке. Было ясно, что он хотел испытать братьев. Рабы, направленные на сахарный завод к котлам и дробилкам, не занимались уборкой урожая, но их труд был очень тяжелым, выматывающим все силы, и крайне опасным. Немало работников по неосторожности или от усталости было раздавлено огромными вальцами пресса, дробившего тростник, но из-за подобной малости работа не прекращалась. Останки несчастного убирались с ленты конвейера; чтобы смыть кровь, на нее выливалось несколько ведер воды, и нескончаемо-монотонная работа возобновлялась.

Мигель положил один из снопов между вальцов дробилки и собирался взять еще один, но его остановил голос надсмотрщика:

— Ступай, принеси хворост, и подбрось его в огонь, чтобы горело пожарче.

Измученный непосильной работой и жаром, исходящим от котлов, Мигель ничего не ответил, а молча положил охапку тростника и, опустив плечи, устало зашагал к выходу. Он знал, что этот приказ был для него отнюдь не подарком. Вязанки хвороста были слишком увесисты для его разбитого тела, но он возблагодарил предоставившуюся ему возможность хоть ненадолго покинуть этот богом прóклятый ад и хоть немного освежиться, вдохнув легкий, прохладный воздух.