Черный амулет - [8]

— Вот и прекрасно. Только будь осторожна. Скажи Сане, что я, возможно, скоро подъеду ненадолго, надо кое-что обсудить. Заодно и этот вопрос.

— Ну, Костя! — возмутилась Ирина. — Дайте же, в конце концов, человеку поправиться! Что вы его дергаете?! Неужели совсем совести нет?

Меркулов натянуто рассмеялся.

— Ириночка, пойми меня, Сане именно сейчас просто необходимо, чтобы его мозги, привыкшие к постоянной напряженной работе, не успокаивались, а медленно, постепенно входили в их привычный рабочий ритм… Это для него как обязательная утренняя физзарядка. Ты не задавалась простым вопросом: почему люди, вышедшие на пенсию и не находящие для себя полезных занятий, так быстро мрут?

— Ты считаешь, что мне пришла пора об этом задуматься? — Ирина, как ежик, так и «ощетинилась» всеми своими иголками.

— Помилуй бог! — Меркулов хохотнул. — Я совсем о другом. О спокойствии. Не может, понимаешь ли, деятельный человек вмиг, в одночасье, отказаться не только от привычных действий, но и от мыслей. Покой нас ожидает на кладбище, и этого нельзя забывать. А когда мы при жизни опускаем руки, считай, хана. Поэтому ты не ограждай Саню от проблем — это его жизнь. Другое дело — перегружать не надо, а так — пусть думает. Не убедил?

— Ладно, — отмахнулась Ирина, — что с вами, в конце концов, делать?… А теперь расскажи-ка ты мне, что там у Шурика случилось в Сокольниках?[1] И когда это было? Прочему адвокат заявил, что второй подобный фокус у Турецкого не получится? Только — правду!

И снова пришлось почти безнадежно вздохнуть Меркулову…

Это была история почти пятилетней давности. Почему-то Косте казалось, что Ирина должна быть в курсе ее. Хотя вряд ли, ее же тогда не было в Москве. Вячеслав ее вместе с дочкой Ниной в Гаграх спрятал… Значит, Саня так ей ничего и не рассказал? Неужели настолько стыдно ему стало? Интересно…

И Меркулов начал рассказывать про то неприятное для них троих — его самого, Грязнова и Турецкого — дело. Стараясь при этом не особенно вдаваться в детали, а как бы высветить только суть. А между прочим, и сама Ирина тоже сыграла тогда не самую лучшую свою роль в семейной жизни. Ну а про Саню и говорить нечего, кругом был не прав. Хотя, глядя с позиции сегодняшнего дня, еще как сказать…

Ну, словом, речь тогда шла о классическом уголовном образце российской коррупции, в которой были задействованы всесильные еще недавно генералы госбезопасности, криминальные структуры, банкиры и торговцы оружием — целый букет могущественных фигурантов. Для того чтобы взорвать изнутри этот «серпентарий», Саня устроил ряд провокаций, в которых едва и сам не пострадал. Точнее, пострадал, потому что на него вышли «доброжелатели» и предложили огромные деньги, чтобы он не стал требовать отмены уже вынесенного судом приговора с направлением уголовного дела на новое судебное разбирательство по признакам статьи 386 УК. И тоже были угрозы и ему, и, естественно, семье. А в семье в то время царил полный разлад. Саня был не прав по-своему, Ирина тоже, словно ему в отместку, начала выкидывать «коники», встречалась в каких-то сомнительных барах, где демонстрировали мужской стриптиз, со своими якобы спонсорами, и так далее. Сам черт ногу сломит! Ну, разумеется, ревность, ругань, горшок об горшок… И тут еще эта ловушка! Либо — деньги и уход из Генеральной прокуратуры, либо… Ну, понятное дело, жена, дочь… Вот и решил Турецкий одним махом разрубить сразу все узлы. А что это была глупая и недостойная взрослого, умного человека идея, даже и не подумал — слишком сильным было его стрессовое состояние.

Славка сыграл свою «партию» просто отлично, да и ребятки из «Глории» грамотно подсуетились. Короче говоря, не дали они Сане красиво подвести трагическую черту под своей биографией.

А весь «фокус», на который прозрачно намекнул этот Гринштейн и от повторения которого предостерегал Турецкого, был незатейлив. Саня должен был тогда получить от заинтересованных в его уходе лиц чемоданчик с несколькими сотнями тысяч долларов отступного, так сказать, и громогласно объявить в прямом эфире по телевидению, что он покидает Генеральную прокуратуру, ибо категорически не согласен с политикой ее руководства.

И там тоже был адвокат с чемоданчиком, и встреча Сани с ним должна была состояться в парке «Сокольники». И она состоялась. Но только тот, известный адвокат так и не увидел Саниного официального заявления. Саня перед этим всю ночь напролет Нинкиными цветными фломастерами рисовал огромную фигу, изведя много бумаги, пока та не получилась натурально похожей, и положил ее в папку вместо собственного заявления. И пистолет приготовил, чтобы благородно пустить себе пулю в лоб и тем поставить точку сразу на всех своих огорчениях. Саня же не знал, что буквально в последний момент ему ухитрились подменить пистолет, подсунуть другой, с пустой обоймой. Ну а посмотреть на дело Саниных рук тот адвокат так и не успел по той простой причине, что и его самого, и его многочисленную бандитскую охрану лихо повязали Славкины опера как раз в момент встречи.

Вот это все в достаточно сдержанных тонах и поведал Меркулов Ирине Генриховне, решив не затрагивать ее собственную, не самую, честно говоря, красивую роль в той истории. Во всяком случае, постарался объяснить, что смысл «фокуса» — в ловкой подмене важного и обличительного по отношению к Генеральной прокуратуре документа элементарной, живописной фигой. И Санин «фокус» не канул, выходит, в безвестности, запомнился.