Черный алмаз - [14]

Шрифт
Интервал

                          неуловим и чуток,

Когда один,

                   когда кругом сосна,

А женщина —

                      невиданное чудо,

Как выдумка, как озаренье сна,

И жизнь

             все напряженней, все дороже,

И блеск в глазах,

И сердце ждать не может,

И гул боев ты слышишь наконец,

Твой каждый мускул

                                 полон жаркой дрожи!

Дрожит, как сдерживаемый жеребец,

От крови в жилах

                           злобного излишка

Иль оттого,

                   что ты еще мальчишка,

А лес — в рассвете —

                                 так алмазно рыж.

Ведь в двадцать лет —

                                   когда вот-вот и крышка -

Ты весь —

                 до жилки на виске —

                                                  горишь!

Сейчас бы мне

                       той жадности кусок,

Чтоб впитывать

                        все, что я вижу,

                                                  снова,

Как впитывает

                       пористый песок

Дождя неудержимость

                                   проливного!

В любви, в работе, даже и в беде,

Дышать вот так,

                         как в тех лесах, в походе!..

Стихи мои военные!

                               Вы где?

Ведь я вас не записывал

                                     в блокноте.

Ведь это вы меня спасли.

                                       А сами?

Забылись? В белый дым, под небесами?

Но разве вы развеялись навеки?

Еще бурней ко мне, я убежден,

Вернетесь вы.

                      Так высохшие реки

На землю

               возвращаются

                                     дождем!


1949.


СТИМУЛ


Абхазец с ишаком

По узкому пути

Взбираются гуськом...

"Дай, дорогой, пройти!"


Копытцами стучит

Мимо меня, туп-туп,

Ишак: тюки влачит

С уступа на уступ.


А над башкой, у губ,

Чтоб пахло ишаку, —

На палке сена пук

Качается в шагу.


Бредет за ишаком

Хозяин с посошком.

Абхазец и ишак,

Они похожи так!


Мохнат на шапке ворс,

Как у осла бока.

Навис горбато нос,

Как храп у ишака.


Он то рванет, от мух,

То пятится опять...

А то велят ему

Шаганье: ускорять!


Как врастопыр портки

У бритых казаков,

Набитые мешки

Свисают с двух боков.


Бока от них — в поту,

В паху — сто оводов...

Пук сена на виду

Качается зато!


Пучок осла томит...

Вот так манит ослов

Посмертной славы миф,

Звон лозунгов и слов.


Пылища, хлябь дорог,

Впотьмах взвопит шакал.

На палке сена клок,

Чтобы ишак — шагал.


1977, 85.


FORTE


Громче

            города

                       Грайворона

Строк сверкаю дождем,

Видно, баяли правильно.

Что в рубашке рожден.

Дождь шипучими щетками

Вдруг прочешет траву,

Это просто — до чертиков

Повезло, что живу.


Что люблю я

на совесть

Труд, руду его грызть.

Наплевать, что еще есть

Подлость рядом, корысть.


И пусть правят и ратуют,

Воссев там и сям, —

Не верха, не ораторы,

Всех главнее я сам.


Звонких слов и созвучий

Я постиг ремесло,

Я — творящий, везучий;

Фарисеям назло!


1973


ЦЕРКОВЬ


Дальняя, древняя, бедная,

Русские славя края,

Высится церковь белая,

В червонной заре горя.


Взносится церковь розово,

Вся как торжественный хор!

В лесах, в полях, за озером

Издали радуя взор.


Колокол селам и пашням

Благовестит с небес...

Лишь я, маляр, шабашник,

К Спасу по козлам влез.


Крашу нахально и ловко,

Лаковым колером вру.

Лишь бы трояк на водку

Рваному, мне, маляру.


Что мне до гимна господня!

Слух мой оглох от вранья.

Гордец, храбрец, сегодня

Лишь раб и халтурщик я.


Матерь тревожу божью,

Спаса печален взгляд.

Вправду, в чаду, мне рожу

Скорчил вдруг отрок свят?


Сердце пощады просит!

Вдруг, не попутай враг,

Дико вскричу и с козел

Рухну в кромешный мрак?


В русских березах и зорях

Белая церковь царит,

В речных волнах лазоревых

Золотом купол горит.


1982.


ПЕСНЯ О ПОЭТЕ


Вот меня ведут по всей околице,

По бокам — полроты — солдат. —

На меня, вихрастого соколика,

Бабы сердобольные глядят.


А меня ведут полями, весями,

Юного, босого, без ремня.

Солнышко ресницами белесыми

Щурится с усмешкой на меня.


Ах, как я иду в алмазном утре!

Белая рубашечка. Король!

И мои каштановые кудри

Развевает ветерок сырой.


Врут сороки: «скверная история,

Вот так шут — а лез — в короли».

Вы, ребята, в самом деле... што ли..

На расстрел поэта повели?


Для меня уже и яму вырыли.

Мне старшой поднес — табачку. —

Не расстраивайтесь, конвоиры,

Я, ей-богу, где-нибудь сбегу!


Но скорее на холму суровом,

Где поэт забыт и зарыт,

На заре, как монумент, корова

Лоб рогатый в травы погрузит.


1988.


* * *


Ветер времени листает вхлест имена,

Как блокнота листки, на скамейке забытого.

Суть поэзии неведома и нема,

Скулы идола.


Потому — предстоящим открытьем велик

Стих орфеевый (над свалками текстов уродливых).

Птичьей стайки, в просторе

мелькнувшей на миг,

Прочитал я иероглифы.


Потому и все образы — так смелы,

Этих тропов взлетанье и тайна.

Как татарской, вонзившейся в кремль, стрелы

Трепетанье...


Спи, мой стих,

Как сарматская бронза на вес,

Исподлобья немея в просторе небесном.

Словно замкнутый на себе самом

Зимний в синем инее лес.


1986.


МОНОЛОГ ФОРТИНБРАСА


Сейчас, когда мы остались одни,

Мы можем поговорить, принц, как мужчина с мужчиной.

Хоть ты и лежишь на лестнице, вроде мертвого муравья.

И видишь лишь черное солнце с обломанными лучами.


Никогда я не мог глядеть на ладони твои без улыбки,

И теперь, когда упали они, как сброшенные гнезда,