Черный агент белой разведки - [54]

В нескольких кварталах был виден шпиль старинного храма, как раз в той стороне, что и домик отца Антонио, если Элеонор правильно поняла объяснения сестры. Она решила отпустить такси и пройтись до храма пешком. Таксист взял деньги и уехал без особой охоты, работы, по всей видимости, в городе было немного, и он с удовольствием возил бы пассажирку хоть весь день, тем более такую симпатичную.

Элеонор пошла вниз по зеленой улице, вдоль ряда аккуратных небольших домиков, отделенных друг от друга маленькими, какими-то игрушечными заборчиками. Прохожих почти не было. Это была самая окраина города, улица шла вниз, потом немного поднималась и терялась в океане джунглей. Пейзаж был непривычный и какой-то нереальный. Квартал, по которому она шла, напоминал уснувший сказочный город, затерянный в джунглях.

Элеонор свернула направо и оказалась на небольшой площади, на которой стоял храм. На этой площади возле храма заканчивались или начинались, она не поняла, да это было и неважно, несколько улиц, идущих друг к другу под какими-то немыслимыми углами, и от этого площадь казалась изрезанно-угловатой. Элеонор, привыкшая к параллельно-перпендикулярному расположению улиц Вашингтона, Нью-Йорка, Лос-Анджелеса, да и вообще американских городов, сразу обратила внимание на то, что планировка Котабато, если таковая вообще была, далека от строгой геометричности. Она подумала, что, наверное, на Филиппинах города не планировались изначально, а образовывались из срастания нескольких разрозненных поселений, как, собственно, и их столица. Ведь это не один город, а почти два десятка городов-спутников, образующих одну большую Манилу.

На площади чувствовалось оживление, бегали дети, работали несколько небольших лавчонок, не торопясь, шли по своим делам горожане, с доброжелательным интересом поглядывая на Элеонор, безошибочно признавая в ней приезжую. В одном из углов площади, в тени больших деревьев, названия которых она не знала, расположились несколько нипахат – уличные кафе-беседки. Возле них аппетитно пахло чем-то жарено-острым, и у Элеонор, давно нормально не евшей, аж слюнки потекли. Она решила перекусить, прежде чем отправиться в храм на встречу со священником. Она вошла в ближайшую беседку и уселась за крайний столик, с которого было удобно наблюдать за церковным входом. Кафе было пустым, если не считать молодой пары, сидевшей в противоположном углу и увлеченно о чем-то беседующей.

Подошла официантка, стройная женщина средних лет. На ее круглом, но приятном лице сияла извиняющаяся, застенчивая улыбка. Она поздоровалась и сообщила, что кафе только открылось, и она не может предложить гостье ничего, кроме синиганга или адобо. Что такое «адобо», Элеонор знала, это было самое популярное блюдо на Филиппинах – кусочки куриного филе, сваренные в страшно кислом соусе, и она поинтересовалась, что такое синиганг. Женщина добродушно объяснила, что это свинина, тушенная в кислом соусе с местными овощами, и уверила ее, что это очень вкусно. Элеонор поддалась на уговоры и заказала порцию синиганга, тем более что сейчас ей было не до кулинарных изысков.

Через несколько минут на ее столике дымилось большое блюдо с аппетитными кусками мяса и небольшая тарелочка с вареным рисом, скатанным в шарики. Вареный рис заменял здесь хлеб, которого на Филиппинах вообще не было. Круглолицая женщина пожелала гостье приятного аппетита и, положив перед ней на салфетку ложку и вилку, удалилась. Элеонор с удивлением уставилась на ложку, она скорее рассчитывала на нож, он в данном случае был более уместен. Не приступая к еде, она посмотрела, как управляется с этими приборами та молодая пара, что сидела напротив нее. Оказалось, что ложкой и вилкой пользуются одновременно, ложку наполняют вилкой и отправляют в рот. Выглядело это достаточно забавно, она попробовала есть, как едят филиппинцы, но у нее ничего не получилось, и она отложила неуместную ложку. Мясо было вкусным, не слишком острым, но очень кислым, а порция была столь обильна, что Элеонор едва справилась с половиной. Запив местную свинину тривиальной кока-колой, других напитков, кроме холодного порошкового чая «Айс-ти», в кафе не было, она расплатилась и вышла из беседки.

Перейдя через площадь, Элеонор вошла в храм. Под высокими сводами древнего строения было прохладно, тихо и пахло какими-то благовониями – незнакомыми, но приятными. По обеим сторонам широкого центрального прохода, ведущего к большому распятию и кафедре, вместо привычных лавок стояли ряды деревянных резных кресел с невысокими спинками. В храме было светло, лучи солнца, свободно проникающие внутрь сквозь цветные витражи высоких стрельчатых окон, играли на отполированных креслах и мозаичном полу, создавая иллюзию свечения храма как бы изнутри. Вся обстановка: тишина, разноцветные окна, уютные, почти домашние кресла, отсутствие вычурности во внутреннем убранстве – успокаивала, настраивала на неспешные размышления, умиротворяла.

Элеонор опустилась на одно из крайних кресел в левом ряду, решив немного осмотреться. Прихожан было всего несколько человек, они сидели порознь справа от прохода, занятые своими мыслями, никто из них не обратил на нее внимания. Только молодая женщина, стоящая рядом с решетчатой дверью исповедальни, скосила на Элеонор глаза, но тут же отвела их в сторону.