Черный агент белой разведки - [11]

– Ладно! – с трудом согласился он. – Но хочу заметить, что ты очень неромантична.

– Не беспокойся. Я стану романтичной после душа. Романтичной и страстной!

Она надела купальник, который, впрочем, мало что скрывал, и сказала:

– Ну, вперед, мачо! Догоняй! Если догонишь – я твоя.

– А если не догоню? – спросил он, сбрасывая джинсы.

– Ну, если не догонишь... – Она на минуту задумалась. – То... я тем более твоя!

Теплый светлый песок пляжа, ласковый тихоокеанский прибой – океан в эти дни полностью соответствовал своему названию – вечером ужин при свечах, огромная кровать, ласково принимавшая их разгоряченные вином и собственной близостью тела в свои прохладные атласные объятия. Так прошли два дня, а на третий эту волшебную сказку оборвал совершенно прозаический телефонный звонок. Звонил новый начальник Алекса – Эдвард Тейлор.

– Алекс, мне неприятно тебе это говорить, но твой отпуск закончен. Срочно вылетай. Подробности на месте. Жду. Извини.

Алекс нового шефа никогда не видел, но голос ему почему-то показался знакомым.

– Черт! Черт! Черт! – ругалась минуту назад смеявшаяся Элеонор, по лицу Алекса понявшая, что означает звонок. – Ну что у них опять стряслось?

– Не знаю. Подробности, как обычно, на месте.

– Я с тобой!

– Брось, Эл, оставайся. Возможно, это ненадолго. Зачем пороть горячку?

– Думаешь? – с сомнением спросила она.

– Я позвоню тебе из Вашингтона, тогда и решишь.

– Черт! Ну что за жизнь!

– Мы сами ее выбрали, Эл, – сказал Алекс.

Через час он был уже в аэропорту Сан-Диего.

Глава 6

Россия. Москва. Центр

Петр Семенович Кречет со вздохом закрыл дверцу стенного шкафа в своем кабинете и в который раз подумал: «Бегать надо, Петя, бегать». Прекрасно понимая, впрочем, что эти мысли так и останутся лишь мыслями – ни завтра, ни послезавтра, ни в очередной понедельник бегать он не начнет. Не будет у него на это ни времени, ни особого желания.

Петр Семенович стремительно полнел, только что он повесил в шкаф очередной мундир с погонами генерал-лейтенанта, там уже висело два генеральских с одной звездой. Этот третий за последние два года, причем каждый следующий на размер больше предыдущего. Все три мундира были абсолютно новые, нечасто ему приходилось щеголять с генеральскими погонами.

Теперешнее повышение в звании и должности было Петру Семеновичу и в радость, и в тягость. В тягость оттого, что пришлось заказать новый мундир и обнаружилось возрастание объема генеральского тела еще на один размер.

«Хорошо, хоть не лысею», – с удовлетворением отметил новоявленный генерал-майор, глядя на себя в зеркало.

Недавно закончившаяся операция в Ираке по предотвращению взрыва «грязной» атомной бомбы многих в их ведомстве продвинула по служебной лестнице.

Петр Семенович занял кресло своего друга Владлена, с которым они теперь виделись крайне редко, тот отныне был практически на недосягаемой высоте. Хотя о занятии кресла друга можно говорить только в переносном смысле: Петр Семенович наотрез отказался покидать свой кабинет. Привык он к нему за столько лет, прикипел, а кабинет Владлена ему никогда не нравился, он всегда чувствовал себя там, как на вокзале транзитным пассажиром. И благодаря природному упрямству и благоприобретенной изворотливости ему все же удалось отстоять свой родной кабинет, хотя в их конторе такие вещи обычно не проходили, да, честно говоря, и прецедентов таких практически не было.

Бывший начальник оперативного отдела и теперешний заместитель директора уселся в свое потертое кресло, автоматически, больше по привычке, чем по необходимости, навел порядок на столе, спрятал лишние бумаги и связался с майором Звягинцевым. Звягинцев тоже получил повышение, сменив четыре маленькие звездочки на одну побольше.

– Ну что, майор, прибыл наш аналитический гений? Отлично, проводи его ко мне, – сказал генерал в трубку.

У Кречета была назначена встреча с Борисом Львовичем Жуковским, высоким, нескладным, интеллигентным человеком с мягким голосом и добрыми внимательными глазами под большими круглыми очками. Эти очки вкупе с небольшой аккуратной бородкой придавали ему сходство с университетским профессором начала прошлого века. А своеобразная манера говорить правильными фразами с употреблением слов, давно забытых современным русским человеком, и множеством причастных и деепричастных оборотов, без вкраплений различных междометий и немодулированных звуков, вроде «э-э-э-э-э» или «а-а-а-а-а», довершали это сходство.

Борис Львович был одним из лучших специалистов управления информации и анализа и иногда проявлял чудеса прозорливости, составляя из незначительных, казалось бы, отрывочных фактов целостную картину. Мышление этого человека было не менее своеобразным, чем его речь, обладавшее какой-то своей, одному ему понятной логикой. С ним часто не соглашались кто поглупее, насмехались, слушая его неожиданные выводы, но Петр Семенович не помнил случая, чтобы Жуковский оказался не прав, если утверждал что-либо категорически. Но, как и подобает истинно умному человеку, категорических утверждений Борис Львович избегал.

Честно говоря, генерал был рад, что теперешнюю операцию ему предстоит осуществить именно с ним, у них давно установились дружеские и доверительные отношения.