Чернышевский - [20]
Этим человеком был Н. Г. Чернышевский.
Его историческое величие, прямо пропорциональное колоссальной тяжести впервые сформулированной им задачи, которую русский народ решил лишь через несколько десятилетий после его смерти, и заключается в том, что при первой же попытке крепостничества «облагодетельствовать» народ реформой «сверху» он сумел в ней, в этой «реформе» разглядеть голую попытку крепостническое самоукрепления, сумел разоблачить всю мизерность, все своекорыстие, всю контрреволюционную сущность воспевающего «реформу» либерализма, сумел, наконец, в борьбе и с крепостничеством и с либерализмом сформулировать принципы действительно революционной политики. Не им открывается история русской революции, но он открывает собой историю русского демократического революционного движения и, что еще примечательнее, он открывает эту новую и славную страницу революции как раз в тот момент, когда старые дворянские элементы последней— от оставшихся в живых декабристов и вплоть до Герцена— оказываются почти сплошь увлеченными потоком идущего сверху «обновления».
Апеллируя к революции в такой момент, Чернышевский не только бросал вызов всей «реформе» и всему торговавшемуся о «реформе» либерализму русских помещиков, не только концентрировал на себе всю злобу и ненависть разоблачаемых бюрократических и либеральных «обновителей», «освободителей» и «народолюбцев»; он клал принципиальную грань между реформистскими и революционными методами обновления страны, между прусским и американским типами ее развития.
После провозглашенного Чернышевским разрыва с либерализмом эта грань уже ни разу не могла стереться. Наоборот. Она должна была все более и более разрастаться. И если искать первых звеньев того столкновения политики, отражавшей интересы народных масс, с либералами, которое характеризует все революционные эпохи в Истории России, то этих первых звеньев надо искать в ожесточенных литературных схватках Чернышевского с либерализмом.
Что же обозначал уход Чернышевского в революционное «подполье»? Почему это «подполье» так не нравилось либералам, даже тем из них, которые (как Тургенев, а в первые годы издания «Колокола» и Кавелин) сочувствовали тоже «подпольным» изданиям Герцена?
Потому что уход Чернышевского в подполье обозначал апелляцию к революционной самодеятельности масс, — мотив совершенно чуждый не только Тургеневу или Кавелину, но и Герцену.
Теперь мы уже знаем, что история оправдала Чернышевского. Это случилось не так быстро, как того ожидал Чернышевский. Это не Изменяет того, что либеральная мысль была совершенно права, когда видела в Чернышевском своего опасного, живучего и сильного врага: она прозревала в нем отражение крестьянской массы, которую либерализм готов был — по-своему — «облагодетельствовать», но которую он отнюдь не желал видеть активной и самостоятельной политической силой.
В расхождении Чернышевского с либералами дело было не в социализме. Он не ждал от них социализма. Дело шло об аграрной программе и об их отношении к методам политического переустройства России.
В среде тогдашних либералов не было ни одного голоса за признание при «освобождении» собственностью крестьян той части земли, которая находилась в их фактическом владении при крепостном праве. Наоборот. Либералы сходились с крепостниками в признании «неотъемлемых прав» помещиков на всю землю. Основной вопрос о том, как должна быть распределена земля данного поместья между помещиком и крестьянами, согласно и единогласно решался и либералами, и крепостниками в том духе, что крестьянство никаких прав на землю не имеет. Разногласие начиналось только с вопроса о том, что будет выгоднее для помещика: «освободить» ли крестьянина без обязательства купить у помещика необходимый первому участок земли или уже при самом «освобождении» обязать крестьян покупкой этой земли. Тут вступали в свои права различия в хозяйственных интересах различных групп самих помещиков.
Черноземное дворянство, ценившее выше всего землю и готовое ее обрабатывать вольным трудом, стояло за полное «освобождение» Крестьян от земли. Дворянство промышленных, нечерноземных губерний стояло за обязательную покупку крестьянами части помещичьей земли. Это называлось «освобождением крестьян с землею», и люди, стоявшие за подобный план «реформы», почитались либералами. Глава этих либералов, Унковский, обосновывая этот план, писал: «…Справедливость требует, чтобы помещики были вознаграждены как за землю, отходящую из их владения, так и за самих освобожденных крестьян». «Выдача же капитала, — пояснял далее этот либеральный «освободитель», — необходима для поддержания помещичьих хозяйств и приспособления их к обработке наемными руками». Превращением крестьянской «души» вместе с принадлежащей ей землей в капитал-назвал впоследствии эту операцию историк-марксист
