Черным по черному - [66]

Даффи освоился и огляделся вокруг. На столе рядом с кроватью он увидел глиняную чашу и заржавленный наконечник копья — оба предмета по виду весьма древние и отчетливого средиземноморского происхождения. С улыбкой подняв глаза, он несколько опешил при виде напряженных лиц короля и Аврелиана.

— Э, — нерешительно произнес Даффи, указывая на чашу, — чашка, думается, будет к месту, когда настанет черед… вам хлебнуть пива.

Здесь он почувствовал, что непреднамеренно коснулся предмета весьма важного, но, похоже, вышел из положения с честью, ибо оба старика приветливо заулыбались. Вдобавок он, сам не зная почему, догадался, что именно здесь и крылся тот главный подвох, о котором Аврелиан пытался предупредить его перед дверью хижины. Вышло удачно, что он упомянул чашу, а не копье.

Буге и его подручные смекнули, что от них требуется, так что шестеро бережно приподняли Короля-Рыбака с ложа и направились к двери. Аврелиан остановил их, чтобы надеть на престарелого короля шапку, после чего отпустил взмахом руки.

— Вряд ли он может ехать верхом? — спросил Даффи. — В повозке будет, пожалуй, тесновато.

— Он не может, — сказал волшебник. — Даже в добром здравии это ему не дозволено. Он, по сути дела, ограничен множеством условностей — не может носить одежду с узлами или неразомкнутое кольцо, не может притрагиваться к мертвым или быть рядом с могилой… Кстати, никогда не сможет спуститься и в подвал пивоварни Циммермана… и даже глина на его постели тоже непременное условие.

Брови Даффи удивленно поползли вверх.

— Ха! Прямо та же хреновина, что заповеди Ветхого Завета.

— И не говори, — сказал Аврелиан, направляясь к двери.

Ирландец вышел следом.

— Как ты меня отыскал? — спросил он. — Венеция, сдается мне, была не первым местом, где ты побывал.

Волшебник вздохнул.

— Разумеется, нет. Любого другого чудотворные силы сыскали бы за два часа, но, как я уже сказал, в твоем случае они слепы. Стало быть, мне пришлось просто разъезжать и высматривать тебя. Следы твоего пребывания обнаруживались тут и там, но главным указанием послужила картина, на которую я наткнулся два года назад в Вене, — «Архангел Михаил» кисти Густава Фойгеля, которого он писал с тебя.

— Так и есть, — сказал Даффи. — Это случилось в 1512-м или 13-м — ему понравилось мое лицо, а мне его дочка. Я как раз подлечивал полученную рану, и заняться все равно было нечем.

Скандинавы поднесли короля к повозке и теперь осторожно перекладывали его внутрь. Судя по тому, что Аврелиан не спешил с замечаниями, все делалось как подобает.

— Да, — заметил он, — Фойгель, вопреки своей религиозности или как раз из-за нее, бесспорно, догадался, что в тебе… сокрыто, и так ясно перенес содержание на холст, что мне не составило труда его распознать. Он в союзе с нарождающимся мировым могуществом, тем, что ты назвал светом нового дня, перед которым тускнеет древняя магия, потому…

— Ты разумеешь церковь?

— Вроде того. Потому ему было проще распознать тебя. В нем искра истинного провидения — очень печально, что он более не рисует.

— Что верно, то верно, — не слишком уверенно согласился Даффи. — Послушай, короля уже уложили в повозку. Не лучше ли нам поспешить?

— Пожалуй, — согласился волшебник, шагнув по высокой траве. — Как здесь, однако, славно!

Даффи, привыкший больше к лабиринтам многолюдных городских улиц, где и сила притяжения была неизменной, и солнце никогда не сходило с намеченного пути, был иного мнения, но промолчал и последовал за Аврелианом к повозке. Первые десять минут обратного пути прошли без приключений. Даффи вновь был за кучера, и теперь колдовские фокусы почти его не смущали. Полудюжина скандинавов соскочили с повозки и шагали рядом, отбрасывая камни и палки из-под колес и стуком по борту указывая ирландцу, куда править. Единственное, что вызывало беспокойство, хотя и не явилось сюрпризом, было то, что воздушные стражи более не кружили над хижиной, но описывали широкие дуги в сотнях футах прямо над их головами.

— Эти создания сопровождают нас, — тихо заметил он Аврелиану.

— Ты чертовски прав, — довольно кивнул волшебник.

Следующие несколько минут ехали молча, и единственными звуками были скрип и дребезжание повозки да щебетание птиц.

Даффи рукавом отер со лба пот и тут же увидел, как трое крылатых стражей, точно соколы на добычу, стрелой ринулись с неба к лесу неподалеку впереди.

— Глянь-ка, — бросил он, распрямляясь, — не иначе кто-то следовал за нами через паутину всех твоих заклинаний.

На время эти слова стали последними, произнесенными по-немецки. Он обернулся и словно в первый раз оглядел Буге с его спутниками.

— Викинг, десятеро твоих бегом в ту рощицу впереди, — рявкнул он на древнем норвежском наречии, — и пусть укроются по обеим сторонам тропинки! Живо!

Буге приходилось слышать подобную речь из уст очень старых жителей холмов Роскильде, и он понял достаточно, чтобы исполнить приказ. Короткой фразой разъяснив суть своим людям, взмахом руки он отделил десятерых и соскочил с повозки. За ним через секунду те, кого он отобрал. Из леса впереди послышались крики и звон мечей.

— Вы трое, снимите короля с повозки, — продолжал Даффи, и трое викингов поспешили исполнить его приказ. — Укройте его в стороне от тропинки и бегом назад. — Обернувшись к Аврелиану, он добавил на древнем кельтском: — Ступай, Мерлин. Побудь с королем.