Черные земли - [24]

Максим Вавилов - кряжистый, рослый, с открытым мужественным лицом - стоял на бугре и просматривал зоркими глазами степняка чащобы тамариска.

Здесь, в низине, зимой лежат сугробы, весной озерами стоят талые воды, сюда летом стекают воды нечастых дождей и поэтому здесь высятся заросли степного кустарника. От обилия влаги вымахивает он вверх до трех-четырех метров, толщиной в руку у основания. Травы заплетают его, не пролезть… Дороги обегают заросли. Ни одна из птиц не гнездуется здесь, в поисках добычи не забредают сюда лисы, стороной обходят эти места зайцы из боязни попасть в лапы хищника. Это - убежище волков! Взять их тут почти невозможно. Ступнешь ногой, и в густой траве затрещит сушняк: не то что чуткого зверя, мертвого разбудит. Да и ружьем не развернешься так быстро, как надо, охотясь на волков. Но степняки умеют брать зверье и в таких, казалось, совершенно неприступных местах. Собираются вместе с двух, трех ферм и зажигают заросли. Ветер гонит ревущее пламя. Выскакивают волки в открытую степь. Вдогонку с гиком пластаются всадники. Зверь наддает, и сперва расстояние между ним и чабаном увеличивается, а потом медленно начинает сокращаться. И вот взлетает в воздух тяжелая плеть. От первого удара волк падает. Град ударов обрушивается на зверя. Ощерив пасть, он издыхает… Но иногда - на полном ходу провалится скакун ногой в сурчиный отнорок и, падая с переломленной ногой, разбивает седока. Залитыми болью глазами смотрит конь на стонущего хозяина, а зверь уходит…

Максиму Вавилову вчера глубокой ночью повстречались в степи два охотника. Они громко спорили, где бывает больше дроф. Обычно не разговорчив степной народ, но при встрече заведено перекинуться парой слов: кто, откуда, далек ли путь? Вот и весь разговор. Охотники же прошли мимо, будто не заметив Максима, а он при встрече с ними остановился. Тревожная радиограмма, полученная вечером, требовала усилить охрану сена, и Максим вернулся к скирдам.

Утром Максим выругал себя за то, что не спросил повстречавшихся, что они за люди? Эта тревога привела его к зарослям и сейчас не позволяла уйти. Вдруг Максим почувствовал взгляд зверя. Он схватился за ружье, взвел курки и оглянулся на заросли. Ничего не увидел, но присущее бывалым охотникам чувство близости хищника вновь удержало Максима.

Долго стоял он, прощупывая взглядом низину, потом, решив, что, видимо, привлеченные падалью в зарослях опять обосновались волки, пошел к ферме.

Максим дошел до места, где ночью повстречал охотников. Кое-где на пыльной дороге виднелись следы: большой и поменьше. Местами они были закиданы пылью от копыт коня проскакавшего на рассвете всадника, иные затоптал он сам, когда ходил к стогам. Он пошел по следам. Охотники, обойдя ферму, в километре от нее свернули с дороги.

Максим по обломанной ногами сухой сурепке свободно видел их путь. Но вот они пошли по чернобашечнику, траве с гибким стеблем, и следы исчезли. Максим оглянулся. По массиву сурепки позади него лежала хорошо заметная тропа. Так бывает всегда, если осенью пройдут гуськом несколько человек по полю, где растет ломкая, цветущая в мае мелкими желтенькими цветками трава.

«Тропа ровная, как отбитая по линейке. По компасу шли», - определил Максим.

Он вернулся немного назад и, глядя вдоль тропы, наметил направление, по которому прошли охотники. Когда посреди чернобашечника появилась большая поляна седой полыни, Максим вновь различил тропу. Там, где шли люди, кусты полыни поголубели, с них была сбита пыль. Вскоре он уже не искал следов: ему стало ясно, что они вели в заросли. «Ночью, в заросли? - удивился Максим. - Это закоренелые охотники! Их даже зимой не затащишь ночевать в дом. - Он знавал и таких. - Сутками не спят, до места добираются. Зато первый день - чай варят и отсыпаются. От стана ни шагу первый день».

Максим вышел на бугор, окинул взглядом низину, подумал: «Спят, а?» Набрав полную грудь воздуха, сложил ладони рупором и весело закричал:

- Эге-ге-гей!

Прямо из-под ног Максима вскочил насмерть перепуганный заяц и, забыв о том, что ему нельзя быстро бегать под гору, кинулся во всю прыть вниз. Через секунду он уже летел со взгорка кувырком, переворачиваясь через голову.

- Охотники! Держи косого, а то расшибется! Держи! - Максим затряс в воздухе рукой и вдруг осекся, замолчал. Ему опять, как и час назад, показалось, что на него из зарослей устремлены хищные глаза зверя. - Фу, чертовщина какая-то, - сердито бросил он.

Никто не отозвался. Значит, стана здесь никакого не было. Тогда зачем же было идти сюда ночевать? Пройти ночью мимо фермы к зарослям и не чаевничать в них на другой день - это не похоже на охотников.

Максим углубился в заросли.

Когда он пересекал чащу по известной только ему тропинке, к его ферме проскакал всадник. Максим выбежал на бугор. Но конник, пригнувшись к седлу, уже несся дальше, в сторону Даргинского протока. Максим замахал шапкой, закричал: да разве за топотом копыт услышишь далекий крик!.. Всадник не обернулся. Максим торопливо пошел домой, гадая, что за весть привез нарочный.

В комнате на столе лежал лист бумаги. Максим нагнулся, вслух прочитал: «Максиму Вавилову. Плотников, одетых в синие фуфайки и такие же ватные брюки, одного - высокого, широкоскулого, чернобородого, другого - невысокого, узколицего, моложавого, - при встрече задержать и доставить в Бугровой». Так… Подпись старшего лейтенанта Захарова. А что на обороте? - Максим перевернул листок. - «Могут оказать сопротивление». - Максим повел могучими плечами, нахмурил широкие, круто изогнутые брови, прищурил голубые глаза и вновь, все перечитав, задержался на приметах, сообщаемых Кравцовым: один - высокий, другой - невысокий? А ведь ночью он встретил таких.