Черные яйца - [9]

Нахимовцы угрожающе молчали и смотрели на приближающегося к ним, пошатывающегося и икающего молодого человека.

Когда Огурцов, уже перестав мыслить и чувствовать, проваливающийся в зеленую, холодную муть, вставшую перед глазами, поравнялся с белесолицым и хотел совершить давно запланированный поворот, чтобы проследовать направо, к Кировскому мосту, его неожиданно качнуло в сторону, он коснулся плечом идеально отпаренного кителя, икнул и, услышав за спиной чей-то возглас, все еще противясь спазмам, неловко дернулся в сторону, пытаясь уйти от прямого столкновения.

– Пидарас! – прогудел кто-то из нахимовцев хриплым, мужицким басом.

В другой ситуации Огурцов мог бы открыть дискуссию, заметить, к примеру, бодро: «Ну, пидарас. А что такого?» Или, как тогда, на пляже в Лазаревском, гордо и независимо: «Снимай штаны, знакомиться будем...» Но сейчас его хватило лишь на то, чтобы сфокусировать зрение и выделить из зеленой, с золотистыми блестками мути, застилавшей глаза, фигуру, каким-то непостижимым образом оказавшуюся «in front».

Коренастый, плечистый увалень, из тех, кто в драке выказывает неожиданную прыть и устойчивость, полную невосприимчивость к ударам и пугающую безмятежность, улыбался, слегка поводил плечами, и было ясно, что сейчас он нападет – безо всяких предисловий, как они это любят, немногословные, решительные, выросшие на хорошей, идеологически выдержанной художественной литературе и незатейливых кинофильмах увальни.

* * *

– Короче, думаю – все, погулял. Но боги были на моей стороне. – Саша Огурцов икнул и потянулся к бутылке ркацители, стоящей на полу.

– Боги, они – того... Они могут, – согласно наклонил голову Дюк, сидящий на стареньком диване и с интересом наблюдающий за манипуляциями Огурцова, который дрожащими руками разливал вино по двум мутным граненым стаканам. – Так и что же дальше?

– Дальше? Не поверишь!

– Поверю, – спокойно произнес Дюк. В отличие от своего восторженного гостя он был абсолютно спокоен. – Я, вообще, доверчивый. Ты говори, говори...

– В общем, этот урод замахивается, а меня тут как прошибет! Пополам сложило, и я ему прямо на боты, ну, сам понимаешь...

– Наблевал?

– Ага, – гордо ответил Огурцов, протягивая старшему товарищу полный стакан. – Прямо на боты, – повторил он. – Ну, поехали?

– Давай. Дюк смотрел, как быстро и жадно пьет Огурцов, и думал, что этому парню осталось совсем немного до того, чтобы превратиться в законченного алкоголика. А алкоголиков Дюк не любил, хотя, заяви он об этом прилюдно, слова его для многих прозвучали бы, по меньшей мере, парадоксом.

– Так что же? А нахимовцы эти?

– Нахимовцы? Брезгливы, знаешь ли, оказались. Дали мне пенделя и все. Сказали: «Иди, пидор, пока не убили тебя».

– И ты пошел прямо к «ши-цзы».

– Как ты сказал? Шизеть?

– Нет. Я не сказал – «шизеть». Я сказал – ты пошел к «ши-цзы».

– Это что такое?

– Это такие каменные изображения мифологических львов. «Ши-цзы».

– А-а, что на набережной?

– Совершенно точно.

– А они, что, китайские?

– Люби и знай родной город. Из Маньчжурии вывезены в начале века.

– Е-мое. Откуда ты все знаешь-то?

– Живу давно.

Огурцов покачал головой, посмотрел на Дюка с искренним уважением.

– Вообще, у Вилли на работе со мной всегда случается всякая мутота, – продолжил он. – Однажды, представляешь, какая история была?

– Какая? – Дюк пожал плечами. Огурцов начал ему надоедать. Мало того, что без звонка, средь бела дня, с вином – это ладно. Молодой, не очень воспитанный, это стерпеть можно. Не такое терпели. Опять же – вино вещь вполне неплохая. Но то, что приходится за это самое вино принимать на себя потоки молодежного словесного поноса – это уже лишнее. Сравнительная ценность двух бутылок сухого и двух часов огурцовой болтовни явно показывала, что вина в данном случае могло бы быть и побольше. – Какая? – повторил Дюк.

– Да тоже с Шебой нажрались у него... Остались ночевать. Точнее, я остался, Шеба уехал.

– Ну?

– Ну вот. Утром встаем, Вилли нужно еще смену сидеть, он там кого-то подменял... А меня что-то приперло – куда-то ехать мне, что ли, было необходимо или что – уже не помню... В общем, выхожу я на улицу с бодуна, ну, никакой просто. Как сегодня. То есть идти могу только по прямой. И смотреть только вперед. Типа, если в сторону голову поворачиваешь – сразу тошнить начинает. Мутит.

– Так и что? – нетерпеливо спросил Дюк.

– Таки вот, – с деланным еврейским акцентом продолжил Огурцов. – Короче, иду по набережной, чувствую – что-то не то. Что-то не так. Дискомфорт какой-то.

– Ну, еще бы. Дискомфорт – не то слово, – зевнув, сказал Дюк, чтобы хоть что-то сказать.

– Ага. Так хреново, знаешь, мне последнее время делается.

«А ты пей побольше, – подумал Дюк. – Еще не то будет».

– Да, знаешь, потею по ночам, страшное дело. Глюки какие-то идут... То голоса слышу, то еще что... Шаги на лестнице, всякая такая ерунда...

– Так что же там, на набережной?

– А-а... Ну да. В общем, что-то, чувствую, странное вокруг меня происходит. Ну, напрягся, голову поворачиваю, гляжу на Неву...

Огурцов сделал многозначительную паузу и развел руки.

– Глядь! А там – вода одна.

– А что там еще должно было быть? – лениво спросил Дюк.