Черные воды Васюгана - [42]

Шрифт
Интервал

Валентина Петровна принимала поклонение себе невозмутимо, с подобающим сану достоинством, и только ярко накрашенные губы на мясистом лице изредка кривились в прохладной улыбке. Такой она осталась в моей памяти: толстая, симпатичная, но, как и подобает королеве, неприступная и неразговорчивая. И все же у Ее Величества имелась слабость: она постоянно сосала конфетки. Ее судьба, как и судьба многих советских продавщиц, вероятно, была трагичной: ожирение или диабет.

В Сибири с ее резко континентальным климатом есть, собственно говоря, только два времени года: долгая суровая зима и короткое, очень жаркое лето. Изредка природа дарит осенью пару тихих, мягких недель, но в весне, милой «Милой весне» здесь отказано: примерно в конце апреля ослабевает ледяной холод, быстро наступает оттепель, и вскоре солнце уже палит с небес; по обеим сторонам дорог то тут, то там до сих пор лежат снег и куски льда, но проезжая часть уже покрыта пылью.

В апреле 1946 года жара обрушилась особенно стремительно. Почти в одно мгновение Томь взорвала свои ледяные оковы, и мощные льдины поволоклись, выдвигаясь, наслаиваясь друг на друга, вниз по течению, нагромождая ледяной барьер. Вода поднималась с огромной скоростью; вскоре вся низина между Дзержинкой и Томском была затоплена, всякая связь с городом была прервана. Поначалу я с изумлением смотрел на столь впечатляющее природное явление; но когда вода стояла уже лишь на метр ниже края нашего холма, а низко расположенные улочки были затоплены — вот тут мне стало немного жутковато. Ночью раздался приглушенный грохот: ледовый затор прорвало, и после этого вода из низины ушла, а земля с лежащими на ней в разных положениях льдинами — на торце, на основании, перевернутыми друг на друга — предстала в странном, первобытном виде.

Июнь 1946 года. У меня начался отпуск, который никто у меня больше не отнимал, и я, все еще голодный до чтения, набросился на книги, газеты, журналы; играл в шахматы со старыми и новыми партнерами. Вечерами я ходил плавать; и только когда солнце уже совсем садилось, я направлялся домой. Тут, в моей тусклой келье, меня подстерегала хандра, которая неслышно подкрадывалась из темных углов.

Нет, я чувствовал это: все общение, все занятия, даже моя работа, которую я любил, лишь приглушали ту жгучую боль, что сидела во мне. Я был заброшен в мир, который был мне чужд и враждебен: эти мучительно тянущиеся дни, эти дикие, наполненные странными звуками светлые ночи, которые не дарят никакого покоя. Ах, как мало мы обращаем внимания на то, что имеем, и лишь потеряв, мы узнаем истинную ценность вещей. Милая, маленькая Буковина! Ты была ко мне так добра, а я этого совсем не ценил; ты была со мной так нежна и ласкова, а я воспринимал это с равнодушием. Примешь ли ты меня, неблагодарного, снова, согреешь ли своим солнцем, дашь ли надышаться твоим воздухом и позволишь ли обрести покой в твоей земле?

Школьный учебный 1946/47 год начался. Ряд заключенных был освобожден, «новые» смотрели недоверчиво, «политические» сидели. Недавно принятый на работу учитель математики, фронтовик, взял себе несколько моих часов, и я смог полностью посвятить себя физике. К этому времени я, обобщив как чужой, так и свой собственный опыт, все больше и больше стал полагаться на принципы, которые подсказывала мне моя интуиция. Я всегда стремился сделать свое педагогическое влияние на воспитанников как можно более ненавязчивым. И я убежден, что моя тихая, продиктованная искренним сочувствием конкретная работа даст больше результатов, чем общие «меры воспитательного характера», от которых звон стоит в ушах.

В один погожий осенний день наш директор, педантичный и, в общем-то, довольно ограниченный человек решился с тяжелым сердцем на воспитательный эксперимент. По предложению Клавдии И. он предпринял поездку в Томск с группой колонистов, отличившихся хорошим поведением, где также было предусмотрено посещение муниципального театра — давали трагедию Пушкина «Борис Годунов». На обратном пути одному из заключенных, несмотря на сильную охрану, удалось сбежать. После этого случая наш директор утратил всякий интерес к реформаторским идеям и оставил все по-прежнему — несправедливо, на мой взгляд, ведь в ином случае выигрыш был бы гораздо больше, чем потеря.

Новогоднее известие

«Большевизм, в непристойном смысле этого слова...»

Т. Манн

Декабрь 1946 года. Что принесет нам Дед Мороз? Ответ Деда Мороза несколько задержался, но в конце концов чудесный сюрприз не заставил себя долго ждать. В начале января 1947 года милиционер ходил от дома к дому, где жили ссыльные, и забирал все временные удостоверения личности. Что это значит? Меня охватило волнение. Но возможно, я зря беспокоюсь, возможно, это нужно лишь для того, чтобы сделать отметку в паспорте или даже чтобы выдать новое, правильное удостоверение личности.

На следующий день я был вызван к начальнику. «Поступило новое распоряжение, — объявил он мне грубо и без лишних слов, — вы все едете туда, откуда пришли». Я стоял словно окаменевший. В Васюган? Обратно в тайгу, к голоду и вшам? Однажды я прошел через это, второй раз я был на это не способен. Это означало медленную, мучительную смерть. «Нет, — закричал я. — Нет, я не поеду туда! Лучше сразу расстреляйте!» Это был не риторический возглас, это был крик из глубины души. Начальник и незнакомый мне старший офицер, который, вероятно, прибыл из Томска, отвернулись и не удостоили меня ответом. Для них вопрос был закрыт. Я вышел, нет, я едва держался на ногах. Я готов был принять любую подлянку, только не эту. Это был нож в самое сердце.


Рекомендуем почитать
Ошибка Нострадамуса

Владимир Фромер — писатель, журналист, историк. Родился в Самаре. В 1965 году репатриировался в Израиль. Участвовал в войне Судного дня. Был ранен. Окончил исторический факультет Иерусалимского университета. В 2004 году совместно с Марком Зайчиком был удостоен премии Федерации союзов писателей Израиля. Автор книг «Кому нужны герои», «Реальность мифов», «Солнце в крови», «Чаша полыни», «Хроники времен Сервантеса». В книге «Ошибка Нострадамуса» несколько частей, не нарушающих ее целостности благодаря единству стиля, особой ритмической интонации, пронизывающей всю книгу, и ощутимому присутствию автора во всех описываемых событиях. В первую часть ЗЕРКАЛО ВРЕМЕНИ входят философские и биографические эссе о судьбах таких писателей и поэтов, как Ахматова, Газданов, Шаламов, Бродский, три Мандельштама и другие.


Тэтчер. Великие личности в истории

Маргарет Тэтчер смело можно назвать одной из самых сильных женщин ХХ века. Несмотря на все препятствия и сложности, она продержалась на посту премьер-министра Великобритании одиннадцать лет. Спустя годы не утихают споры о влиянии ее политических решений на окружающий мир. На страницах книги представлены факты, белые пятна биографии, анализ и критика ее политики, оценки современников и потомков — полная документальная разведка о жизни и политической деятельности железной леди Маргарет Тэтчер.


Мой личный военный трофей

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Чистый кайф. Я отчаянно пыталась сбежать из этого мира, но выбрала жизнь

«Мне некого было винить, кроме себя самой. Я воровала, лгала, нарушала закон, гналась за кайфом, употребляла наркотики и гробила свою жизнь. Это я была виновата в том, что все мосты сожжены и мне не к кому обратиться. Я ненавидела себя и то, чем стала, – но не могла остановиться. Не знала, как». Можно ли избавиться от наркотической зависимости? Тиффани Дженкинс утверждает, что да! Десять лет ее жизнь шла под откос, и все, о чем она могла думать, – это то, где достать очередную дозу таблеток. Ради этого она обманывала своего парня-полицейского и заключала аморальные сделки с наркоторговцами.


Кенесары

Книга посвящена выдающемуся политическому, государственному и военному деятелю Казахстана — Кенесары Касымову. Восстание, поднятое Кенесары, охватило почти весь Казахстан и длилось десять лет — с 1837 по 1847 год. Идеологические догмы прошлого наложили запрет на историческую правду об этом восстании и его вожде. Однако сегодня с полным основанием можно сказать, что идеи, талант и бесстрашие Кенесары Касымова снискали огромное уважение казахского народа и остались в его исторической памяти как одна из лучших страниц национально-освободительной борьбы казахов в XIX веке.


Двор и царствование Павла I. Портреты, воспоминания и анекдоты

Граф Ф. Г. Головкин происходил из знатного рода Головкиных, возвышение которого было связано с Петром I. Благодаря знатному происхождению граф Федор оказался вблизи российского трона, при дворе европейских монархов. На страницах воспоминаний Головкина, написанных на основе дневниковых записей, встает панорама Европы и России рубежа XVII–XIX веков, персонифицированная знаковыми фигурами того времени. Настоящая публикация отличается от первых изданий, поскольку к основному тексту приобщены те фрагменты мемуаров, которые не вошли в предыдущие.