Чёрные воды - [20]

На рассвете послышался стук копыт и уже скифы, радостно выбежали навстречу гостям, с которыми они связывали последнюю надежду на спасение. К становищу подъезжало с полсотни всадников. Большинство их было воинами в железных панцирях и с луком за спиной. Но когда всадники стали спешиваться, Ишпакай приметил среди них семь человек которые выглядели совсем по другому, чем окружавшие их рослые всадники. Шесть из них были невысокими полными люди, неопределенного пола и возраста, одетыми в какие-то бесформенные одеяния. Длинные волосы, с вплетенными разноцветными лентами, нарумяненные щеки и напомаженные губы, делали их похожими на женщин, но жидкая бородка и мускулистые руки указывали на их принадлежность к мужскому полу. Это были энареи, — женоподобные жрецы скифских богов. Увидев их Ишпакай презрительно скривился, — ему с трудом верилось, что от этих размалеванных полубаб может быть реальная помощь.

Но он сразу забыл о них, когда он увидел седьмого всадника, легко соскочившего с коня и шедшего к нему. В отличие от наездников всадник был строен, его длинные волосы заплетены в две золотистые косы. Впрочем, это было обычное дело для жрецов, но одежда хоть и достаточно просторная все же не смогла скрыть того, что самый сильный колдун царя скифов оказался женщиной. Она была достаточно молода, хотя и юной её тоже нельзя было назвать, — на вид ей лет тридцать. Скуластое волевое лицо с вздернутым подбородком не могло считаться красивым, из-за покрывавших его ритуальных шрамов, но и отталкивающим его тоже нельзя было назвать. С рук, шеи а талии незнакомки свисали всевозможные амулеты и обереги, руку украшал массивный медный браслет с изображением женщины с двумя змеиными хвостами вместо ног. Такая же женщина, окруженная птицами и дикими зверями, виднелась и на золотой диадеме на волосах жрицы.

Подойдя, к вождю женщина остановилась.

— Приветствую, тебя Ишпакай, — звонким голосом произнесла она. — Я Апирта, верховная жрица богини Апи. Твои воины рассказали мне о вашей беде, — она внимательней присмотрелась к лицу вождя, на котором явственно отразилось разочарование. — Что-то не так, Ишпакай, — в её голосе послышались жесткие нотки.

— Царю Партатуе, конечно виднее, кого посылать бороться с нечистью, — угрюмо произнес вождь. — Но из богов чертей — далимонов бьют только Папай-Громовержец и Гойтосир, Солнечный Всадник. Апи, конечно великая богиня, только я не разу не слышал, чтобы она разила чудовищ.

— Что ты вообще знаешь о богах, Ишпакай? — пренебрежительно сказала Апирта. — Что ты можешь знать об Апи? Твои кровожадные боги могут только разить громовыми стрелами жалких бесов, да рубиться секирами друг с другом. От духов я знаю, что жрец Папая из твоего племени пытался бороться с Червем и проиграл. Здесь нужна сила всех богов Скифии и только Праматерь Апи может объединить их против общего врага. Чудовища, подобные этому существу, старше всех богов и демонов, еще до сотворения мира эти злобные и бесформенные создания блуждали в Изначальной Бездне. Мир был создан, когда из мрака и хаоса возникла богиня земли Апи, породившая остальных божеств. Апи помнит Бездну до Творения и помнит Тварей, что бродили в ней, сверкая глазами в непроглядной тьме. И если моя богиня не поможет твоему племени Ишпакай, — ему не поможет никто!

Ишпакай не стал спорить дальше, тем более, что сейчас было явно не время. Он только спросил Апирту, нужно ли ей что-либо для подготовки её колдовства. Жрица надменно ответила, что все что нужно подготовят её жрецы, а от вождя требуется только одно — выбрать в племени того, кто согласиться отдать свою жизнь богине. Если же добровольцев не найдется — самому назначить жертву. «Иначе, — подчеркнула жрица, — ничего не получиться». Сказав это, она удалилась в чернеющий неподалеку лес, сказав, что перед обрядом ей нужно «пообщаться с богиней». Ишпакай посмотрел её вслед с большим сомнением, сильно сомневаясь в том, что он увидит её еще раз. Но поскольку выбора у него все равно не было, Ишпакай обратился к племени, с проникновенной речью суть которой сводилась к следующему — кто-то должен пожертвовать собой ради племени. Восторга это ни у кого не вызвало, но и возражений тоже, — все понимали что речь идет о жизни всего племени. Решили бросать жребий, причем Ишпакай сказал, что тоже будет участвовать. Принесли большой кожаный мешок, в который набросали множество мелких камушков, из которых три Ишпакай вымазал в своей крови, разрезав кинжалом руку. Потом скифы одним за другим стали подходить к мешку и стали вытягивать из него по одному камню. Никаких скидок на возраст и пол не делалось, тянули мужчины и женщины, старики и дети. Окровавленные камни достались двум воинам — молодому и старому, а также одной девушке. Те восприняли этот страшный жребий с достоинством, попрощавшись со своим племенем и вознеся молитвы богам.

Ближе к вечеру энареи стали готовить место для предстоящего ритуала. К страху всех остальных скифов, женоподобные жрецы выбрали для этого берег проклятой реки. Она струила свои воды по степи в отдалении от лагеря скифов и уходила под полог мрачного леса. На её восточном берегу жрецы очистили от растительности большой участок земли, образовав почти правильный круг, внутри которого начертили треугольник, вершиной обращенный к северу. После этого энареи начертили по краям окружности еще несколько символов: косой солнечный крест, меч, силуэт летящей птицы и что-то напоминающее языки пламени. Еще три символа было изображено по углам треугольника, — зигзаг и трезубец у основания и грубо выполненное изображение богини Земли в вершине. Наблюдавший за этим действом Ишпакай признал во всех этих рисунках символы семи главных богов скифов. Затем, собрав побольше хвороста, четыре жреца зажгли четыре костра по краям круга, как раз там где были начерчены символы: богини огня Табити, бога войны Вайу, солнечного лучника Гойтосира и богини любви Артимпасы. Пламя медленно разгоралось, пока энареи подбрасывали в него какие-то высушенные травы и порошки, доставая их из небольших сумок висящих у них на поясах. При этом жрецы монотонно раскачивались в разные стороны, нараспев произнося слова древних молитв. В воздухе разносился сладковатый аромат благовоний. Тем временем два оставшихся жреца, тоже распевающие священные гимны ввели в круг двух воинов предназначенных в жертву. Усадив их у двух углов треугольника, возле символов Папая и бога моря, Тагимасада, оба жреца вытащили из своих сумок фляги и две медные чаши. Налив в них какой-то напиток, энареи с поклоном передали их будущим жертвам. Те лихо осушили их до дна, демонстрируя свое презрение к смерти и почти сразу же их взгляд потух, руки безвольно опустились, их охватило какое-то тупое безразличие ко всему вокруг. Выхватив из-за пояса акинаки, энареи быстрым, заученным движением перерезали скифам глотки. Ишпакай дернулся, но сдержался, до боли прикусив губу. Он говорил себе, что все это ради племени, что если не эти двое, — погибнут все и тем не менее, скифского вождя переполняло отвращение, при виде того, как хладнокровно, равнодушно проделали это энареи — словно резали скотину. Дымящаяся кровь хлестала из перерезанного горла, обильно орошая землю, причем сами жрецы старались наклонить обмякшие тела так, чтобы алая жидкость текла внутрь треугольника. К ним по очереди подходили остальные жрецы, держа в руках небольшие медные ритоны. Наполняя их кровью, жрецы отходили к кострам, куда и выливали страшное возлияние. Все это сопровождалось непрерывным чтением молитв.