Черные стрелы - [2]

— Да пусть поспит, — второй голос, звучал намного мягче и доброжелательнее, а его обладатель, грузный мужчина средних лет, носил серые свободные одежды пилигрима.  У него было добродушное, открытое лицо с крупным носом и толстыми губами, с которых не сходила приятная улыбка.

— Я не сплю, — лежащий в телеге сверкнул зелеными глазами, но не спешил вставать. Пошарив рукой, он взял изогнутую соломинку и принялся задумчиво жевать ее кончик.

— Ну, тогда смени меня, а то старые кости уже ноют! — потребовал правящий лошадьми старик, заерзав на твердой скамье и закряхтев.

— Хорошо, — мужчина легко сел и еще раз потянулся. Перебравшись вперед, он принял поводья из руки отца, заняв место на козлах.

— Вот спасибо, Тенро! — теперь пришла очередь старика растянуться на ароматной соломе. — Я подремлю чуток, разбуди, как устанешь. — Эй, а ты-то куда! — Возмутился он, когда в телегу запрыгнул большой лесной волк и, радостно вывалив язык, уставился на старика своими желтыми глазами.

— Нагулялся, Ар? — оглянувшись через плечо, Тенро подмигнул волку и тот вильнул хвостом, видимо в знак согласия. — Ложись, поспи.

— Лучше бы ты так об отце заботился, а не об этой животине! — сокрушенно проворчал однорукий мужчина, неохотно двигаясь, когда мохнатый волк, свернувшись калачиком, улегся рядом с ним. — Приволок это мохнатое чудовище, на наши головы!

— Ты же знаешь, отец, — Потянувшись назад, Тенро потрепал питомца за ухом и тот, извернувшись, лизнул руку человека. — Мы с ним многое пережили!

— Может мне ему еще и спасибо сказать за то, что приглядывал за моим непутевым сынком в лесах приграничья?

— Скажи, ему будет приятно, — Тенро улыбнулся, услышав недовольно ворчание родственника.

 Вскоре отец прекратил выражать недовольство, смирившись с мохнатым соседом, уже мирно посапывавшим и согревавшим своим теплом бок человека.

 Долгий день, проведенный в непривычной роли торговца, измотал старика. Сам Тар и его сын Тенро были охотниками, они жили тем, что продавали шкуры животных. Правда, раньше общением с покупателями занималась покойная жена Тара, теперь же старику самому пришлось взять на себя эту, как оказалась, нелегкую обязанность.

 Военная служба в разведывательном пехотном полку сделала Тара необщительным, а ремесло охотника, подолгу бродившего в лесах, лишь укрепило эту его черту. Теперь же, глядя на своего сына, он видел в нем собственное отражение — такой же угрюмый, замкнутый, необщительный.

 Разве что внешне Тенро больше напоминал мать — те же зеленые глаза и длинные темно-каштановые волосы.

 Вспомнив свою жену, Тар загрустил. Вместе они прожили долгую и счастливую жизнь и он не жалел ни об одном прошедшем дне. Неустанно он воздавал хвалу небесам за то, что подарили ему такую чуткую и понимающую женщину, родившую ему замечательного сына.

 Тар жалел лишь об одном — Халина не дождалась возвращения Тенро, не увидела, каким он стал, как вырос и возмужал. Но с этим ничего нельзя было поделать. То, что дает Альтос, он же и забирает. Оставалось только надеяться, что жизнь после смерти, о которой неустанно говорят жрецы, все же существует и Халина сейчас улыбается с высоких небес, глядя на своих мужчин.

 — Ты бы им гордилась, милая, — шепнул старик, вспомнив лицо жены. Закрыв глаза, он предался воспоминаниям о прошлом, не заметив, как заснул.

 Чуткий слух Тенро позволил ему разобрать слова отца, и мужчина грустно улыбнулся. Это не укрылось от внимания пилигрима, и тот произнес:

— Твоя мать сейчас в лучшем из миров, Тенро. Там нет войны и горя, болезней и зла, лишь покой и гармония.

— Складно рассказывайте, Ульн, — молодой охотник немного хриплым голосом и взглянул на сидящего рядом мужчину. — Как и все жрецы.

— Наша миссия перед всевидящим Альтосом — направлять каждого из детей его на путь истинный, — важно, с чувством собственной значимости, заметил пилигрим.

— Знаю — знаю, — кивнул Тенро. — Я много слышал об этом от нашего полкового жреца. Он постоянно твердил нам о боге и о том, что деяния наши угодны ему.

— Ваш жрец был совершенно прав, — беседа о религии доставляла Ульну подлинное удовольствие, и он всеми силами старался удержать ее направление именно в этом ключе. — Воины королевства защищают его жителей от мрака, спасают их, жертвуя собой, а что это, если не великое богоугодное деяние?

— Война, — пожал плечами Тенро, отбросив с плеча тугую косу, в которую часто собирал свои длинные волосы, чтобы те не мешались.

 Он давно хотел обрезать густые пряди, но отец всегда отговаривал, говорил, что так он больше похож на Халину. Иногда Тенро чувствовал себя виноватым за то, что не смог приехать раньше и увидеть мать живой. Мужчина понимал, что в этом нет его вины, но осознание не всегда помогало сбросить давящий на плечи груз, который годы войны лишь приумножили.

 Опять вспомнив прошлое, Тенро повторил:

 — Война. Убиваем или мы или нас, третьего не дано.

— Как только ваш жрец допустил, чтобы его паства так относилась к жизни? — осуждающе покачал головой пилигрим.

— У него не было выбора — его убили, а нового жреца нам так и не прислали. — Тенро выплюнул соломинку под колеса поскрипывающей телеги, покосившись на блестящие воды широкой реки, красиво переливающиеся в закатных лучах.