Черные руны судьбы - [8]

– Отец мой, мы прибыли, во имя Властителя нашего, – сказал брат-наставник, а Эрвин согнулся в поклоне.

– Я слышу, милостью небес, – морщинистые веки настоятеля дрогнули и поднялись, открыв глаза, синие и пронзительные, как горное небо, и настолько же холодные. – Ты, брат… и ты, сын мой…

Эрвин сжался, и про себя принялся читать молитву «Об Изгнании Страха».

– Не бойся, верный и честный послушник, а радуйся, – голос настоятеля мягко журчал, и не слышалось в нем ни гнева, ни раздражения, – ибо по большим духовным заслугам твоим выпала тебе великая честь…

Эрвин так ошалел, что едва вспомнил о благодарности, и с трудом произнес ее непослушными губами.

– Сегодня же, едва солнце достигнет вершины неба, – продолжил настоятель, – ты с братом-наставником и еще двумя добрыми братьями отправишься в большой мир, ибо настало время исполнить то, что нужно исполнить, дабы искупить Второе Грехопадение, и вернуть благодать Вечного в измученный злом, обуреваемый грехами и терзаемый Хаосом мир… ты хочешь спросить?

– Д-да, отец мой, – Эрвин поклонился еще ниже. – Но как же… я же никогда… почему я?

В монастырь он попал, будучи не старше трех лет, судя по рассказам старых монахов – его нашли в одном из разграбленных во время войны селений, и забрали с собой, не оставили на погибель. И ни разу за семнадцать последующих не уходил дальше его ближних окрестностей.

Для Эрвина обитель и была всем миром – долина, окружающие ее горы, с осени до весны покрытые снегом, налетающие время от времени гарпии, которых надо отгонять, приносящие дары жители окрестных деревень. Все, что лежало дальше, было куда менее знакомым, чем самый непонятный свиток из библиотеки, не раз прочитанный, вытертый от пыли, и смазанный священным маслом.

Да, он слышал от послушников и монахов рассказы о городах, кораблях, других народах вроде гномов или эльфов, но куда больше интересовался древними хрониками или головоломными манускриптами по магии.

Эрвин был не против провести жизнь в огромной монастырской библиотеке.

Его же, ничего не смыслящего в мирских делах, отправляют в дальнюю дорогу… зачем?

– Скромность твоя достойна похвалы, честный послушник, – сказал настоятель. – Помни только, что моими устами говорит сам Вечный, и все делается к вящей его славе. Библиотекой найдется, кому заняться, как и голубятней, обитель милостью небес не бедна рабочими руками…

При упоминании голубятни Эрвин подумал про птиц, которых кормил по утрам – обычных голубей и священных, красновато-белых. Месяц назад, в самом начале весны два из них с воркованием уселись юноше на голову, и в таком виде его застал брат-сжигатель.

Наказания, вопреки ожиданиям, не последовало, хотя трогать божественных птах запрещалось.

– Великая честь же это – посетить место, где до Второго Грехопадения было главное святилище Властителя нашего, – продолжал настоятель, подняв указательный палец. – Никого не избирают для подобного дела просто так, а лишь отмеченных чистотой веры и светом в помыслах.

Эрвин читал, что раньше, когда Вечный управлял всем миром, повсюду стояли прекрасные храмы, не чета нынешним, и меж них выделялся один, прозванный Обителью Света. Неужели получится увидеть место, где находилось это сооружение, собственными глазами?

– Но не впади в соблазн гордыни, ибо чем выше ты забрался, тем больнее падать, – настоятель не был бы настоятелем, если бы не пожурил юношу. – Иди, честный послушник, и да пребудет над тобой милость небес и благословляющая длань Властителя нашего.

Эрвин распрямился, но лишь для того, чтобы отвесить новый поклон, и начал пятиться к дверям. Когда натягивал сандалии, его догнал брат-наставник, и сказал без привычной улыбки:

– Так, отрок, немедля отправляйся к брату-келарю, он выдаст тебе все потребное в дорогу, затем в трапезную, там тебя снабдят припасами, и подходи к кельям старших братьев.

Поклонившись и пробормотав «Да, отец мой», Эрвин отправился, куда послали.

Не успело солнце забраться в зенит, как он в новой рясе, с плотно набитым мешком за плечами топтался около ворот, а ключарь, брат Орус, возился с запором, кряхтя и покашливая. Тут же нетерпеливо переминались с ноги на ногу брат-наставник и еще двое монахов, тоже снаряженных в дальний путь.

Эрвин знал их не очень хорошо, только по именам и лицам.

– Вот, готово, – сказал брат Орус, открывая последний замок, и налегая на створку. – Да ниспошлет вам Вечность легкого странствия.

Наставник поблагодарил, петли надсадно заскрипели, и они вышли на дорогу, ведущую из обители на юг, в долины. Когда оказались за пределами освященной земли, порыв ледяного ветра ударил Эрвину в спину, дернул за полы рясы и заставил юношу поежиться.

Из памяти всплыло вычитанное в старой, чуть ли не времен до Второго Грехопадения книге изречение: «Ветер есть дорога тишины, отрада истины, глас перемен».

Похоже, что так дело и обстоит.

2. Первая. Башня

Халльвард пригляделся к побрякушке на шее незнакомца с бородкой – и вправду серебро, но выглядит странно. Кто-то вправил в круг растопыренную костлявую ладонь с когтями, точно у орла, и даже больше.

Где-то он видел такое, хотя на герб это похоже меньше, чем на магический знак.