Черные руны судьбы - [29]

– Прирезать, помилуй меня Вечный? – спросил Эрвин.

Лекарь кивнул:

– Конечно, зачем им выжившая жертва, способная рассказать о нападении стражникам? Их было двое, один вроде бы без руки, скособоченный весь, другой маленький такой, они сразу пустились наутек, но карманы ваши обчистить успели, да и поклажу утащили с собой. Да, ну и дела при новом градоначальнике – честных людей прямо на улице…

Он продолжал говорить, но Эрвин более не слушал, поскольку в комнату вернулась Корделия. Нет, юноша сталкивался с женщинами, когда сопровождал брата-мытаря при объезде горных селений, но случилось это давно, пять лет назад, и тогда не довелось увидеть ни одну из них близко.

Девушка была плотненькой, шустренькой и очень улыбчивой, а ловкость, с которой она обходилась с пациентом, говорила, что она регулярно помогает отцу и что лекарское дело ей не в новинку.

Со лба юноши убрали высохшую тряпку, ее место заняла мокрая, резко пахнущая какими-то травами. Поправляя ее, Корделия задела Эрвина рукой, а затем и вовсе придвинулась так близко, что прижалась к его предплечью мягкой… округлой… нет, не боком!

Юноше стало жарко, и он понял, что краснеет.

Поспешно отвел взгляд, но успел заметить, что девушка проказливо улыбается.

– А ну хватит тут вертеться! – беззлобно напустился на дочь Корнелий. – Распустила юбки! Видишь же, что молодой человек из тех монахов, и женщины его не интересуют, ха-ха.

Эрвин очень хотел бы, чтобы это было правдой.

Он попытался вспомнить хоть какую-то молитву, чтобы отогнать наваждение, но на ум не пришло вообще ничего, словно от удара по затылку из головы вылетело все, вызубренное за годы пребывания в монастыре. Немного легче стало, когда Корделия, фыркнув и гордо задрав нос, покинула комнату.

– От ведь егоза, видали? – голос лекаря выдавал, что он сильно любит дочурку. – Внимания на ее выходки не обращайте, она девчонка добрая, если что, зовите ее… Будем вас лечить потихоньку, а как выздоровеете, так и своим путем отправитесь, ведь не ко мне же вы в Кардифр прибыли, ха-ха?

– Но я… – Эрвин сосредоточился, вспоминая, что там было сказано о его поклаже. – Но мне нечем заплатить за лечение, господин, и я готов покинуть вас немедленно, чтобы не вводить в расходы.

– Ерунда! – громыхнул Корнелий. – А ну хватит таких разговоров! Дайте-ка я посмотрю ваш затылок… Так, компресс рукой придержите, чтобы не свалился, от него еще польза будет, ха-ха…

Юноша осторожно сел, и пока лекарь изучал его голову, смог оглядеть комнату. Та оказалась маленькой, с крохотным оконцем, но зато с небольшой печкой, занимавшей один из углов.

В ней пылал огонь, дрова потрескивали, в дымоходе негромко гудело.

– Все не так плохо, трещины нет, только синяк, – сказал Корделий, помогая Эрвину лечь обратно. – Через пару дней пройдет, и можно будет вас с чистым сердцем отпустить.

– Я буду молиться за вас.

– Это, конечно, спасибо, – особого воодушевления в голосе лекаря не прозвучало. – Только вот в храм Сияющего Орла я и сам могу сходить, вы мне лучше другое пообещайте… – он на миг замялся. – Рассказать, что да как там у вас в горах, а то у нас про монастыри ваши такие небылицы рассказывают, что стыдно вспомнить, а мне интересно.

– Помилуй Вечный, все, что не запретно, я поведаю вам, господин, без утайки, – сказал Эрвин, и попытался отвесить поклон, что сделать лежа не так-то легко.

– Вот и славно! – обрадовался Корнелий. – Но это позже, после ужина… Одеяние ваше тут вот, на сундуке, если что, не смущайтесь, зовите Корделию, а я пока отправлюсь по делам, проверю, как там мои подопечные, ха-ха.

«Легко сказать – не смущайтесь» – подумал юноша, глядя в спину уходящему лекарю. Когда тот скрылся за дверью, он откинулся на подушку, и закрыл глаза, но даже под опущенными веками танцевало пламя, такое же рыжее, как волосы над веснушчатым лицом…

* * *

Позвать девушку пришлось довольно быстро, когда Эрвин понял, что еще немного – и напустит под собой лужу. Он долго собирался с духом, дважды прочитал молитву «Об Укреплении Духа», а затем обратился к Вечному просто так, своими словами, прося помощи и стойкости.

И лишь затем воскликнул:

– Корделия!

Дочь лекаря впорхнула в комнату и остановилась на пороге, подняв брови и уперев руки в бока. Эрвин, запинаясь, изложил просьбу, а когда девушка рассмеялась, едва не сгорел от стыда.

– О, вот как, – сказала она. – Пойдемте, господин… Я-то думала, что вас, горных монахов, не интересуют не только женщины, но и прочие низменные вещи… Пойдемте-пойдемте.

Голосок у девушки был сладенький, а смотрела она с ехидцей.

Его же язык, обычно бойкий и послушный, словно примерз к гортани, Эрвин только и мог, что краснеть да отводить взгляд. Дом у лекаря оказался большой, из множества маленьких, причудливо соединенных комнат, а отхожее место располагалось в специальной пристройке.

Выбравшись оттуда, юноша с ужасом обнаружил, что Корделия ждет его.

– Пойдемте, провожу, – заявила она. – А то еще заблудитесь от великой святости и мудрости…

– Э… мня, у… – промямлил Эрвин, борясь с онемевшими губами.

– Надо же, а мне казалось, что вы умеете разговаривать, – шагавшая впереди девушка оглянулась, он увидел ее смеющиеся глаза, и вновь смешался, хотя дальше было вроде некуда.