Черные небеса - [68]

Несколько раз Ной встречался с Мамочкой. Ее устроили в соседнем здании, и, когда Рувим не мог составить компанию, Ной обедал с ней. Как-то раз она обмолвилась, что собирается проведать Ушки, что кризис миновал, и теперь к нему пускают без ограничений. Ной вызвался пойти с ней. Он чувствовал себя виноватым: Ушки спас ему жизнь, а он так и не выбрался его навестить.

«Время. Где взять время?» — говорил он себе, но оправдание звучало слабо.

Ушки встретил их в своей палате. Соседей в этот час не было, они ушли на процедуры. Он лежал один, слабый, бледный, чудовищно похудевший — тень от человека, не больше. Говорил тихо и медленно. Но не это поразило Ноя и заставило его отвести взгляд — руки Ушки, вот чем тот сполна расплатился со смертью. Они лежали на одеяле: жалкие и отвратительные. Две кости, составляющие предплечье, были отделены друг от друга продольным разрезом, образуя два уродливых длинных пальца, начинающихся от локтя. Их туго стягивали бинты.

Заметив его замешательство, Ушки кивнул.

— Не самое приятное зрелище. Но они говорят, если все срастется, смогу ими пользоваться. Примерно так.

Он приподнял правую руку и осторожно, медленно развел и снова свел новые пальцы. Лицо его напряглось, ему было трудно и, наверное, больно. Но он хотел показать Ною. Может быть не упреком, а простой констатацией, чтобы тот понимал цену, которую приходится платить.

— Говорят, что смогу даже иголку удержать. Хорошо, а?

Ушки натянуто улыбнулся. Мамочка положила ему на тумбочку пакет с гостинцами, которые они собрали вместе с Ноем, подошла к больному и поцеловала его в лоб.

— Колотун и Танк передают привет, — сказала она. — Танк обещал завтра придти, а Колотун не знает, когда сможет вырваться. Караско его совсем запахал.

— Ничего. Пусть пашет. Так легче. А за приветы — спасибо. И за гостинцы тоже. Больничная еда, на мой взгляд, предназначена только для того, чтобы деликатно подготовить больного к его скорбной участи.

Он снова улыбнулся, но на этот раз искренне.

— Да ну, что за глупости? — сказала Мамочка. — Это вообще не про тебя. Ты поправляешься. Скоро выйдешь отсюда.

— Ушки, я… — начал Ной, но голос его сбился и пришлось прочистить горло, прежде, чем продолжить фразу.

Ушки повернулся к нему. Спокойный, внимательный, отвратительно слабый.

— Я хочу сказать тебе спасибо, — быстро проговорил Ной.

— Пожалуйста, — спокойно ответил Ушки.

— Ты не должен был этого делать, — Ной чувствовал, что говорит банальность, произносит ненужные слова, но не мог остановиться — других слов у него не было. — Но ты это сделал. Я не знаю, как сказать, но…

Он замолк.

— Да ничего не говори. Все итак ясно. Просто знай, что иначе было нельзя. Просто нельзя. Не навались я тогда, это тварь сожрала бы тебя, вот и все. А у меня был шанс.

— Если тебе что-то нужно, какие-нибудь лекарства, я могу достать. Ты скажи.

— Спасибо, но все, что нужно у меня есть. Кстати, рад за тебя. Мамочка говорила. Ты теперь человек с будущим и почти без прошлого. Это здорово. Поздравляю.

Он умолк и некоторое время смотрел на Ноя, словно пытался что-то припомнить. Тот ждал. Наконец, Ушки сказал:

— Ты помнишь, я говорил тебе там — в вездеходе, насчет моего шкафчика и коробки?

Ной кивнул.

Он уже давно позабыл о той сцене с бредящим Ушки, о том, как тот заставлял его записывать какую-то бессмыслицу. Он вспомнил об этом лишь раз, когда выбрасывал свой старый комбинезон. В кармане лежала бумажка с торопливыми, неразборчивыми каракулями. Ной сунул ее в ящик стола и выкинул произошедшее из головы.

— Да, я помню.

— Отлично. Я не был уверен, что говорил с тобой об этом. Думал, что только хотел поговорить. Память путается, и голова совсем дурная. Так ты возьми мою коробку. Сделай так, как я говорил. Самому мне не сладить. А то, что выйдет — принеси мне. Сможешь?

— Смогу. А что там?

— Так, одна безделица. Воспоминание о лучшем мире. Память.

— Я принесу.

— Вот и спасибо.

Ной и Мамочка просидели возле него еще час, наблюдая за тем, как оживляется его лицо, сбрасывает понемногу неподвижную маску обреченной усталости. Ушки расспрашивал их обо всем, что происходит в Городе: о слухах, об официальных сообщениях. Внимательно слушал, заставлял повторять, будто стремился выучить наизусть.

Это удивило Ноя. Ушки всегда был замкнутым в себе, он мало интересовался происходящем вокруг. И вдруг — такое жадное любопытство. Наверно, вынужденная изоляция тяготила его больше, чем можно было подумать. Ной отвечал охотно и подробно.

Спустя час вспышка интереса угасла. Ушки снова впал в дремотную неподвижность, и Мамочка сказала, что пора уходить. Больной слишком устал.

— Руку подать не смогу, — сказал им Ушки на прощание, глаза его слипались. — Так что — извини.

Пока Ной думал, как реагировать на такую странную фразу, Ушки заснул. Выйдя с Мамочкой в коридор, и осторожно прикрыв за собой дверь палаты, Ной спросил:

— Ты поняла, о чем он говорил? Что значит подать руку?

Мамочка пожала плечами.

— Он устал, и, может быть, немного бредит. Не удивлюсь, что он еще не раз будет говорить о руках.

— Ты сможешь зайти в оперативный? У меня забрали пропуск.

— Да, смогу. Ты хочешь, чтобы я взяла его коробку?