Черные крылья - [12]

Среди невнятного дхьяранского гомона послышался визгливый повелительный голосок. Скверно. «Малыш» уже здесь. Даже с полными канистрами спиннер не чета «малышу». Магия у них разная, и «малыш» намного сильнее. Стандартная офицерская инструкция для Пограничья гласила: не лезть к «малышу» без трех спиннеров. А у нас одна, и та почти без света. Чуть полезней пустых ножен.

Пока я задавал себе бесполезные вопросы, Ненн обвалила на дверь книжную полку. Тогда я помог ей перевернуть и вторую. Да, у нас были другие планы на будущую жизнь – но все меняется со временем.

– Мы умрем! – завизжал коммандер, судорожно обмахиваясь, словно веером, официальными бумагами.

Пот катился с него градом.

Я не расслышал того, что Ненн посоветовала коммандеру. Дверь содрогнулась от удара. Затряслась обваленная мебель. Наверное, драджи соорудили таран и захотели в гости.

– Надеюсь, ты готова? – спросил я у Ненн, пытаясь ободрительно усмехнуться.

Получилась глумливая ухмылка. Выражение на лице Ненн было не лучше.

– Капитан, я б не сказала, что хотела закончить именно так, – заметила она и харкнула на дорогую книгу.

Что-то тяжелое снова врезалось в дверь. Но баррикада выдержала.

– Я всегда думала, что кончусь от чего-нибудь тупого, вроде сифилиса или холеры. Или от порченого мяса. От чего-нибудь нормального, дурацкого, понимаешь?

Я кивнул. Раньше у нас всегда была лазейка, возможность удрать. В критических ситуациях я бросал все и драпал, отказывался драться в безнадежном раскладе. Потому и живой до сих пор. А теперь наши мозги раскурочит мелкий ублюдок всего лишь потому, что мы не там остановились на ночь. Как-то оно нечестно.

В дверь грохнули снова. Снаружи загомонили, оживленно заспорили, стихли – и затем стол и полки, приваленные к двери, начали слегка искрить и задымились.

– Вот и поехали, – заключил я. – Хочу прихватить с собой хотя бы одного.

– Мне лучше будет с двумя, – сказала Ненн и стянула деревянный нос, чтобы легче дышалось.

По крайней мере я умру вместе с Ненн – а это уже немало.

Баррикада стала размягчаться, раскисать, у самой двери потекла. Гребаная магия. Коммандер зарыдал – большие жирные слезы катились по его тупой жирной роже. Я чуть не стукнул его.

Эзабет прошла через комнату, сдернула покрывало, открыла пустую хрустальную призму на бронзовом пьедестале.

– У вас есть коммуникатор? – изумленно и зло спросила Эзабет.

– И вы не сообщили Совету? – выдохнул я.

– Все случилось так быстро, – пропищал коммандер. – Я не могу послать сообщение, я не знаю как. Может только «талант».

Невыносимо зачесались кулаки. Сейчас бы расплющить эту жирную тупую рожу!

– Кажется, времени на сообщения не осталось, – заметил я.

Эзабет покачала головой. Она смотрела под кристалл. По его постаменту вились медные и бронзовые провода.

– Не осталось, – согласилась она. – Но коммуникатор требует огромного количества света. Вы можете выдернуть кристалл?

Я подошел, сунул снизу меч и без труда выдернул прозрачный камень. Из разобранной машинерии засверкал жаркий белый свет. Эзабет накрыла дыру ладонью. Та засветилась, потом – вся рука. Сквозь нее плыл ослепительный, великолепный фос.

– Если можешь сделать что-нибудь – делай сейчас! – рыкнула Ненн.

Полки превращались в лужи холодного жидкого дерева. Дверь – то же самое. Магия «малыша».

Нет времени думать о том, что же творит наш спиннер. Последняя полка превратилась в комок слизи и шлепнулась в деревянную лужу. Дверь рухнула внутрь. За порог прыгнули драджи, и мы встретили их сталью. Ненн завизжала, рубя и полосуя. Я колол, резал, сек. Но их было много, а нас всего двое. Упал замертво один драдж – на его место ступил другой.

От Эзабет полыхнуло ярчайшим светом. Он вырвался из-за моей спины. Драджи мимо воли заслонили руками свои пустые зенки – и я раскроил руку одному, ударил щитом в лицо другому. Отчего-то свалилась на пол Ненн. За дверью я заметил «малыша» – крохотного и разъяренного.

Он провизжал что-то на дхьяранском. Наверное, «Убейте эту суку!» Его голос прозвучал так по-детски, что во мне шевельнулась жалость. Но его солдаты не могли и глянуть в нашу сторону из-за невыносимого света. Самый храбрый попробовал двинуться, но я отпихнул его, раскроив физиономию. Остальные попятились. «Малыш» поднял руки, послал к нам своих мозговых червей – но удивительное сияние обессилело чары.

«Малыш» завизжал от ярости, завертел головой, отыскивая выход. Напрасно. Я успел заглянуть «малышу» в глаза. И мне показалось, вопреки всякому здравому разумению, что он меня узнал.

А затем мир превратился в обжигающий свет.

Звуки пропали. Все исчезло, пол под ногами тоже, я врезался лицом в книгу. Пронеслась жуткая мысль о том, что я умер, что мне наврали. Что это за смерть такая, когда целую вечность в белизне, способный думать, но не в силах говорить и двигаться? А вокруг – ничего, кроме бледной пустоты?

Но я почуял жареное мясо и понял, что жив.

Я не впервые нюхаю подгорелую человечину. В Адрогорске жег людей кипящим маслом. На допросах приходится учинять всякое, иногда и самому тяжело вынести. Но теперь воняло намного хуже.

Я перекатился на спину. Глаза болели. Голова тоже, и сильнее. Начал обрисовываться мир вокруг. Я уцепился за стол, уперся, поднялся на ноги. Вокруг так тихо и глухо. Никто не разговаривает, не кричит и не стонет.