Черные крылья Ктулху • 2 - [99]

— Он тебя ударил?

Люс легонько дотронулась до щеки и поморщилась:

— Какая разница? Я делаю, что хочу и когда хочу.

Она подошла к столу, взяла в руки распечатку, перевернула ее и завороженно уставилась на изображение — словно загипнотизированная змеей.

— Что это значит? — чуть слышно спросила она.

— Это значит, что мы все прославимся — и с вероятностью разбогатеем. Подобных открытий еще никто не совершал.

Девушка досадливо покачала головой:

— Но значит-то это что? Почему наши собственные лица?

— Понятия не имею, — отозвался Амундсон, мечтая про себя, чтобы она просто-напросто развернулась и вышла из палатки, дав ему возможность спокойно закончить работу. — Это вам, археологам, предстоит выяснить. Я всего-навсего инженер.

— Как думаешь, а изначальное лицо колосса, до того как его стесали зубилом, производило такой же эффект? И люди, глядя на статую, видели в ней самих себя?

— Да, наверное, — согласился Амундсон. — Мой томограф в точности воспроизвел подлинное лицо статуи. Не вижу, с какой стати эффект был бы иным.

— Вот поэтому лицо и уничтожили, — убежденно пробормотала девушка. — Видеть самих себя людям было невыносимо, так что они повалили статую и, стесав лицо, зарыли ее в землю.

— Наверное, ты права, — согласился Амундсон, перебирая распечатки полученных данных. — Послушай, Люс, на самом деле я сейчас страшно занят, и…

Не успел он докончить фразы, как девушка уже уселась к нему на колени, обхватила ногами бедра, руками обняла за плечи и просунула язык ему в рот. Халатик ее распахнулся, напрягшиеся соски тугих юных грудей вжались в его рубашку. Люс выгнулась, приподнялась и качнула грудями из стороны в сторону над его лицом. Сладострастно застонав, запустила руку ему между ног.

…Люс лежала, вытянувшись наискось на его раскладушке; Амундсон жадно вонзался в нее. А что было перед тем? Где-то на задворках разума трепыхалось осознание того, что девушка совершенно нага, а на нем лишь расстегнутая рубашка. Но он напрочь не помнил, как дошел до постели и снял штаны. Он раздраженно стряхнул с себя рубашку, наслаждаясь новообретенной свободой. Его переполняла жизненная сила — точно некий могучий зверь пробудился от долгого сна. Люс куснула его в плечо, и Амундсон ударил ее по лицу, один раз, второй, третий, пока не разбил ей верхнюю губу, и на оскаленных белых зубах не заалела кровь.

Только когда он сполна утолил свою похоть и, тяжело дыша, раскинулся поверх нее, Люс оттолкнула любовника и встала с раскладушки. Скользнула по нему беспокойным, ищущим взглядом, как будто он более не представлял для нее интереса. Оба молчали. Губа девушки сочилась кровью, и Амундсона захлестнул стыд пополам с раскаянием. Он, конечно, не ангел, но он сроду не поднимал руки на женщину. Люс нагнулась, подобрала шелковый халатик, влезла в рукава, запахнулась, резким рывком затянула пояс. И, не оглянувшись, вышла из палатки.

Амундсон остался лежать поперек раскладушки нагишом, вслушиваясь в звуки собственного дыхания. Что, черт подери, на него нашло? В одно-единственное краткое мгновение скучающее безразличие сменилось жаркой похотью и неистовством. Это он при виде крови на девичьем лице так возбудился. Прежде такого не случалось. Секс всегда бывал для него приятен, но в разумных пределах, никакого экстрима. Нынешняя вспышка страсти совершенно его обессилила. Внезапно веки его отяжелели, глаза закрывались сами собой. Амундсон устроился на раскладушке поудобнее и провалился в забытье до утра.

6

Он вышел из палатки: солнце уже поднялось высоко над восточным горизонтом; валуны, разбросанные тут и там по каменистой земле, успели согреться в его лучах. Амундсон почти обрадовался, обнаружив, что проспал и что все археологи, за исключением Сайкса, к тому времени ушли раскапывать туннель. В общем шатре Сайкс накормил инженера яичницей с гренками и напоил черным кофе. Амундсон благодарно потягивал горьковатый напиток. В висках пульсировала головная боль, перед глазами все расплывалось.

У Сайкса, по всей видимости, тоже выдалась тяжелая ночь. Коротышка-англичанин на удивление попритих и свои кухонные обязанности исполнял в отрешенной задумчивости. Убрав со стола тарелки и столовые приборы, он объявил Амундсону, что уходит помогать на раскопках.

Инженер рассеянно кивнул и даже головы не повернул ему вслед. Ему не давал покоя вопрос, заданный Люс накануне вечером. Почему наши собственные лица? Что это значит — увидеть самого себя, выставить на всеобщее обозрение свою сущность?

Амундсон захватил распечатку с собой в столовую. Теперь она лежала рядом с кофейной чашкой, изображением вниз. Инженер перевернул лист и, держа его прямо перед собой, внимательно рассмотрел. С распечатки на него глядело лицо, которое, со всей очевидностью, принадлежало ему самому, и никому другому. В уголках губ притаилась усмешка — или это ему только кажется? Чем дольше Амундсон смотрел в черно-белые глаза, тем больше менялось выражение этого лица: от иронически-насмешливого до надменного… а вот теперь рот скривился в презрительной ухмылке. Губы чуть подрагивали, словно изображение пыталось заговорить с ним.