#черные_дельфины - [80]

— Мам, ты не представляешь, как мне было важно… — тихо, на автомате продолжала говорить Катя, — как там было интересно… тебе не понять… тебе всегда было плевать на мои интересы…

— Предательница! — Инга увидела, как её правая рука делает замах, как опускается тыльная сторона ладони на Катину щеку, услышала, будто издалека, мерзкий звук хлопка.

— Ты не имеешь права меня бить!!! — Катя вскочила, уронив табуретку. Чай коричневым пятном растёкся по столу, капал вниз, на него никто не обращал внимания.

Она даже не держалась за щёку. Инга увидела на Катиной скуле бордовую ссадину и поняла, что это от кольца. На секунду ей показалось, что она вылетела из своего тела и парит под лампой, а перед Катей стоит чужая женщина — жестокая и злая — которая ударила её ребёнка. Инга вскочила, попыталась обнять Катю — защитить её от ТОЙ женщины, но дочка вырвалась из её рук и, стараясь не бежать, ушла в свою комнату. Сергей молча вышел вслед за ней, потом вернулся:

— Я всё понимаю, — он говорил отрывисто, — но ты очень, ты катастрофически не права.

Инга не шевелилась. Белая колдунья из «Хроник Нарнии», которые Катя так любила, когда ей было десять (совсем недавно), превратила Ингу в столб льда. Она, как была в пальто, продолжала сидеть на разгромленной кухне. Не могла перевести даже взгляд: только край стола, только ритмично капающий на пол чай. Когда минут через двадцать в проёме двери снова появился Сергей и сказал:

— Наверное, будет лучше, чтобы Катя какое-то время пожила у меня. Тебе надо прийти в себя, и вы помиритесь. А для этого должно пройти определённое время. — Инга лишь вяло кивнула.

Они шебуршали у Кати в комнате, в коридоре: мелькнул небольшой синий чемодан на колесиках, розовый Катин рюкзак в смешных зелёных кактусах, пуховик, красная шапка, которую они вместе покупали в «Декатлоне». Всё так же не шевелясь, боковым зрением Инга увидела, что Катя уже в верхней одежде, услышала шёпот Сергея:

— Попрощайся с мамой.

Катя выдвинула вперёд ногу, но так и не опустила её на пол кухни, будто там была не холодная плитка, а булькающая лава:

— Пока.

— Пока, — ответила Инга, но голоса своего она не услышала.

И только когда хлопнула входная дверь, когда повернулся в нижнем замке ключ, она легла на пол и заплакала.

* * *

Ингу разбудило сообщение. Она открыла глаза и поняла, что умудрилась уснуть на полу, подтянув ноги и спрятавшись в пальто. Она спала глубоко и сладко, как, наплакавшись, спит ребёнок. Реальность навалилась сразу же: Катя. Сергей. Пощечина. Пустота.

Она поднялась, не чувствуя в себе сил даже для этого. По дороге в прихожую медленно расстегнула пальто, залезла в карман, посмотрела на экран телефона. Indiwind прислал трудовую книжку Суховой. Первая страница с её фотографией на скрепке, с данными, написанными от руки размашистым почерком. Перечисление мест работ. Вкладка. И последняя запись: «Уволена по собственному желанию из ООО „Солт Плюс“ 23 ноября…». Подпись. Печать.

Филигранная подделка.

Не задумываясь, она отослала фотографии Харону. «Я освободилась от работы и разорвала связи с близкими. Я одна». Отправив сообщение, Инга вдруг поняла, что это правда. Пустая квартира была тому доказательством. В её жизни всё происходило так, как желал того Харон. Она бросила телефон на диван в гостиной и пошла убирать на кухне. Была глубокая ночь, в горле снова першило. От того что она спала в неудобной позе на полу, правый бок затёк, рука онемела. Вымыв на кухне пол, собрав осколки от чашки, она какое-то время молча стояла на пороге Катиной комнаты. Дочери не было дома всего пару часов, но Инге казалось, что прошло несколько лет. Тоскливо и гулко прыгало в голове, опускалось в живот, вызывая тянущую боль, слово: пощёчина.

Приступ кашля прервал её самобичевание: глаза слезились, лицо покраснело, жилы на висках набухли. Инга махнула коньяку, заварила себе ромашку. Когда кашель прошёл и немного отпустило, стало ясно, что сегодня она больше не заснёт. Оставалось только искать правду в архивах Олега и ждать поздний ноябрьский рассвет.

Вскрытые коробки стояли повсюду: часть на кухне, часть в её спальне. Та, в которой не оказалось фотографий, флешек и данных о съёмках, была полностью забита его рабочими тетрадями. Их сложно было назвать дневниками: Штейн вел записи сухо, не вдаваясь в подробности и сантименты. Даты, необходимая информация, иногда (редко) — мысли. Инга перебирала тетради одну за другой в надежде наткнуться на информацию про Лёню, Харона или «Чёрных дельфинов». Несколько блокнотов были совсем старыми — Олег их вёл ещё во время работы в «QQ». Данные по фотобанкам, контакты, даты их общих с Ингой интервью. В другой день она бы надолго зависла над этими записями, вспоминая каждую их совместную работу. Но сегодня у неё не осталось эмоций даже на это. Она чувствовала себя Железным Дровосеком с выеденной серединкой.

Милый Гудвин, не дари мне сердце, это так больно, лучше закинь его, чтобы я никогда не могла его достать.

Другие тетради были заполнены списками заказов на оформление фотографий, датами фотосессий, необходимыми материалами для подготовки выставки. В конце некоторых блокнотов лежали вчетверо сложенные листки: счета, чеки, прочая ерунда. Инга последовательно развернула их все: