#черные_дельфины - [78]

— Что поехал на спецзадание!

— Ага, Семён Семёныч! — засмеялся Кирюша. — Так, Белова, за ночь всё равно ничего не изменится, а завтра ты спокойно сама съездишь.

— Ну как знаешь, я найду с кем съездить!

— Тогда удачи!

Инга набрала Эдика. Злость на него давно прошла. Эта странность всегда была в его характере: он мог рассердиться на неё по совершенно непонятным причинам и выпасть из её жизни на недели или даже месяцы, а потом возобновить сердечное общение как ни в чём не бывало, ни разу не вспомнив об обиде. В такие моменты Инга обычно думала: «Гад, конечно, но люблю я его не за это». Он не стал сбрасывать звонок. Ответил с большой нежностью и сразу же согласился поехать.

* * *

Эдик был внизу уже через полчаса после её звонка с термосом кофе и горячими булочками из пекарни по соседству — как будто заранее знал о её просьбе и готовился. Инга не стала ни о чём спрашивать — что было, то прошло, зачем лезть человеку в душу. Но на всякий случай об Архарове больше не упоминала.

Слякотной ноябрьской ночью на даче было особенно неприютно. Инга хотела поскорее загрузить коробки в машину и уехать, но Эдик не торопился. Он предложил растопить камин и немного погреться, отдохнуть перед обратной дорогой. Инга не могла ему отказать. Эдик сел у огня.

— Я в детстве любил думать о том, что происходит на даче зимой, — говорил Эдик. — Мне всегда представлялось что-то сказочное. Что все волшебные существа селятся в покинутых домах и топят буржуйки, чтобы согреться.

— Какая-нибудь Баба-яга? — улыбнулась Инга.

— Нет, у Бабы-яги была своя недвижимость — избушка на курьих ножках.

— Тогда уж движимость!

— Ага, представь, — подхватил Эдик, — на дачи приходят кикиморы, лешие, ведьмы… залезают в дома через мышьи норы, устраивают гнёзда на грудах подушек, дремлют в свёрнутых тубами коврах. Грызут засохшие пряники из буфета, греются у печи, топают по дому в дедушкиных сапогах для рыбалки.

«Удивительный всё-таки человек!» — думала Инга, вдыхая пар зимнего дачного чая, пропахшего старым буфетом, сушками с маком и сыростью.

— Ты мне скажи, что такого ценного в этих коробках, что ты решила ехать за ними посреди ночи, да ещё в такую погоду?

— Не думаю, что мой ответ тебе понравится.

— Это что-то изменит? Или ты думаешь, что я обижусь и уеду? Брошу тебя здесь одну?

Тон его стал таким зловещим, что Инга по-настоящему испугалась.

— А вдруг и правда бросишь? — спросила она без тени шутки. — Мне иногда кажется, что я тебя совсем не знаю, хоть мы и дружим с детства. Ты для меня до сих пор непостижим.

— Ну не настолько же, чтобы поступить с тобой до такой степени по-свински! — сказал он удовлетворённо: видимо, признание Инги ему польстило. — Так зачем тебе все эти документы?

— Я выяснила, что сын Штейна стал жертвой Харонa и «Чёрных дельфинов». Олег вступил в группу, чтобы расследовать гибель сына. Он был кем-то вроде агента под прикрытием. Только, к сожалению, его самого никто не прикрывал. Я надеюсь, что в этих записях он оставил мне улики, чтобы я могла продолжить расследование.

— Какое отчаянное мальчишество! — тихо сказал Эдик. — Или скорее старческое безумие Дон Кихота! Идти одному против преступной группы! О чём он думал? Да ещё тебя втянул в это дело!

— Во-первых, я сама втянулась…

— Ладно, — оборвал Эдик раздражённо, — будем исходить из сложившихся обстоятельств. Разбирать все эти архивы в одиночку ты будешь очень долго. Время дорого — они уже скоро выйдут на тебя, если уже этого не сделали. Половину коробок забираю я, половину — ты. Через несколько дней сверяемся. И без возражений.

Глава 18

Инга смотрела на эсэмэс: «Мам, извини. В школе задержали, на выставку с тобой не смогу».

Она вздохнула и вошла в Музей фотографии одна. Контраст между холодом улицы и теплом помещения был сильным — сразу захотелось плакать. Инга сдала пальто в гардероб и поднялась по указателям на третий этаж. Некоторое время она постояла напротив фотографии Олега: той же, что была на кладбище.

Будто она у него единственная, и никто никогда больше его не снимал.

Новое знание — смерть Лёни в «Чёрных дельфинах», участие в группе Олега только ради расследования — имело двойственный эффект. Всё это было безмерно тяжело, как бетонная плита, но в то же время какое же облегчение испытывала Инга! Олег хотел отомстить за гибель сына, который ушёл так рано, которого он упустил. Она не знала точно, но теперь предполагала, что Олег встречался с несчастными, потерявшими надежду людьми не для того, чтобы склонить их к самоубийству, а чтобы попытаться остановить. Олег снова был её верным Штейном, а не тем монстром, с которым она «жила» все эти недели после его смерти. Его добрая память была восстановлена, и Инга чувствовала себя так, будто Олег после долгого путешествия вернулся домой.

Ты как будто ожил и снова умер для меня.

«Московский конструктивизм. Исчезающий образ столицы. Выставка-ретроспектива. Памяти Олега Штейна». Инга вошла в стеклянные двери.

Она кивнула нескольким знакомым, но ни к кому не подошла — не хотелось. Официанты с бокалами шампанского на подносах стояли по углам просторного прямоугольного помещения. Слева висели чёрно-белые снимки 20-30-х годов прошлого века, предоставленные порталом «Исчезающий город», справа — работы Олега, сделанные в современной Москве с того же ракурса. В зале было несколько сенсорных экранов, на которых можно было превращать старое фото в новое, двигая тонкую линию пальцем то вправо, то влево.