Черные ангелы - [25]

Потом, когда в припадке ярости он рыдал и выл у себя на кровати, эти слова не шли у него из головы, они-то его в конце концов и успокоили. Заверения отца звучали загадочно и торжественно. Кто мог устоять перед такой несокрушимой уверенностью? Нет, он не поедет сейчас в Париж. Надо только непременно добиться, чтобы и Тота отложила отъезд. Он снова сел на постель:

— Повремени немного, ты же мне обещала, не далее как час назад.

В ее взгляде сквозило скрытое отвращение: Андрес нравился ей только в темноте, когда она не видела глуповатого и низменного выражения его лица; ей нравилось тело без головы.

— Ты видишь, я в нерешительности, это значит, что у меня никого нет… Могу уехать, могу остаться… Меня никто не ждет. И если бы не Ален…

— Ты никого не любишь? — приставал Андрес.

— Тот, кого я люблю — в другой жизни, — ответила она.

— Он умер?

— Хуже… Он в плену.

Андрес допытывался, как ребенок, понимая все ее слова буквально:

— В тюрьме?

— Если бы он был в тюрьме, — вздохнула она, — мы бы могли, по крайней мере, переписываться. Я бы знала, что он помнит обо мне, как я помню о нем. Но сутана, которую он носит, не просто разделяет нас… Она делает его недосягаемым…

— Понял! Это твой брат!

Он залился радостным смехом и левой рукой обнял ее за плечи:

— Ну, ты меня и напугала!

Неподвижное бледное лицо Тота притягивало его. Он наклонился к ней. На площади Мальбек загромыхал тяжелый автомобиль. Залаяли собаки. Вдалеке процокала копытами лошадь. Грузовичок остановился у дверей гостиницы. Послышались голоса: разговаривали на местном диалекте. Тота думала о том, что надо бы ей перебраться подальше от брата, раствориться во мгле, недоступной, как она полагала, для его молитв и страданий. Андресу между тем пора было возвращаться в Льожа, не то отец заподозрит, что он сбежал. Тота поинтересовалась, с чего это вдруг его домашние сделались такими подозрительными. Он ответил уклончиво, затем требовательным голосом повторил свой вопрос:

— Так ты не уедешь?

Вместо ответа она погладила его по руке, потом сказала:

— Я могла бы просто отъехать чуть подальше… в Бордо, например… Но мне понадобится помощь… Я не так богата…

На лице Андреса отобразилась досада. «Крестьянская душа, у него каждый грош на счету», — подумала Тота. Он же вспоминал слова отца: «Потерпи немного, и мы выиграем дело…» — и настаивал, чтобы она осталась в Люгдюно. Она в общем-то не отказывалась; она пока еще принадлежала ему и слушалась его.

— Я ухожу, мне пора, — повторял Андрес и все не отходил от кровати.

Снизу он казался ей очень высоким, что не соответствовало действительности. Тота снова подняла руку; казалось, это не рука, но змея, а кисть — ее голова. Андрес легонько прикусил ладонь, коснувшуюся его губ, Тота не вскрикнула. В гостинице стояла тишина, только на кухне что-то рубили ножом.

— Теперь прощай, — произнес он.

И лица их сблизились в темноте.

Она слышала, как удаляются по коридору его шаги. Она всегда прислушивалась, когда он уходил, знала, как тарахтит мотор его автомобиля, а дальше угадывала по гудку, сворачивает ли он у кладбища или едет по дороге на Сен-Клер. В этот раз приглушенный звук его тяжелых шагов по ковру вдруг прервался шумом, стуком падающего тела, затем раздался голос Андреса, выкрикивающий проклятия, и хихиканье.

Тота вскочила с постели, ощупью нашла пеньюар и выбежала в темный коридор. С лестницы лился свет, на площадке копошились какие-то фигуры. Два смеющихся молодца удерживали на полу человека, накрытого простыней — все походило на шутку.

Тота стояла полуодетая, не решаясь выйти из темноты; хохот ее успокоил. Но тут лежавший выбрался из-под простыни, и она увидела окровавленное и перекошенное от злости лицо Андреса. Нападавшие замерли в изумлении.

— Месье Андрес! Ну, дела!

Выпачканный кровью, Андрес кричал:

— Мулер? Пардье? Сволочи! Скоты!

Тота бросилась к нему, упала на колени, обхватила его голову руками. У него шла кровь носом, и верхняя губа припухла.

— Ну-ка, живо, — скомандовала она шепотом, — помогите ему дойти до моей комнаты.

Юнцы выглядели расстроенными: к Андресу они относились хорошо. Он был незаносчивый, ас в футболе, лучший нападающий в округе, без него и команда развалилась бы.

По счастью, гостиница в это время года пустовала, и на их этаже никто не жил. Мулер бормотал на диалекте:

— До свадьбы заживет… Знать бы, что это он! Вот беда-то! Мы ждали кюре! Посмеяться хотели!

Андрес приподнялся на кровати.

— Мне уже лучше, — сказал он.

— Если бы мы знали… Вы же понимаете… — лепетали его обидчики.

— Пошли вон, и чтоб никому ни слова, слыхали? Не то в полицию пожалуюсь.

Мулер предложил остаться и отвезти Андреса на его автомобиле, если он будет чувствовать себя неважно. Пардье бы вернулся один на их грузовичке. Болтать они, понятно, не будут.

— Убирайтесь оба, — проворчал в ответ Андрес.

Тота, все это время молча хлопотавшая над Андресом, сказала, не поднимая глаз:

— Вы сможете, однако, засвидетельствовать, что господин кюре…

Они неодобрительно на нее покосились, а Пардье уже из коридора крикнул:

— А что это доказывает? Только одно… — и, поднеся с двух сторон руки к обтянутому беретом узкому черепу, он указательными пальцами изобразил рога.