Черногорцы в России - [155]

Спокойный поиск истины, предпринятый с начала 1990-х гг., установил, что на совещании в ночь с 25 на 26 октября 1944 г., созванном Тито в связи со случаями хулиганских действий, изнасилований, грабежей, совершенных некоторыми солдатами и офицерами Красной армии, начальнику военной миссии СССР Корнееву был высказан ряд претензий³². Прозвучало и высказывание Джиласа о том, что подобные преступления используют «наши противники», сравнивающие поведение советских военнослужащих и офицеров британской военной миссии в Югославии, которые так себя не ведут. Корнеев довольно подробно проинформировал советское руководство о совещании, сообщив, что «претензии предъявлялись как от имени председателя Национального Комитета, то как от главного командующего, то как от коммуниста», и довольно подробно приводил высказывания Тито, Джиласа и остальных. По его словам, «предъявление претензий происходило, хотя и в сдержанном, но в очень возбужденном состоянии»³³.

Слова Джиласа, воспринятые в Москве как сравнение не в советскую пользу, сделали его «героем» письма Сталина от 31 октября в адрес Тито. «Семья без урода не бывает, и было бы странно оскорблять семью из-за одного урода, – писал Сталин. – Если красноармейцы узнают, что Джилас и те, которые ему не возражали, считают английских офицеров в моральном отношении выше советских офицеров, то они завыли бы от такой незаслуженной обиды»³⁴.

Ответная реакция Джиласа в виде письма советскому вождю на русском языке, в котором он попытался уточнить свою позицию³⁵, так и не было отправлено. Вместо этого он написал яркую хвалебную статью о Сталине, которая была опубликована в самой тиражной газете страны – белградской «Борбе» 21 декабря. Ее полный перевод на русский язык с пояснением, что материал вышел в «белградской коммунистической газете», был сделан в Москве и доложен высшему советскому руководству в начале января 1945 г. Вместе с тем, судя по воспоминаниям Джиласа, последующие несколько месяцев он продолжал находиться под влиянием данного инцидента и воспринимал события в советско-югославских отношениях в этот период исключительно через его призму.

В новейшей историографии, затрагивающей отдельные бесчинства красноармейцев в Сербии осенью 1944 г. на основе сочетания новых документов из подольского архива МО РФ и воспоминаний поэта Б. Слуцкого, выдвигается версия о том, что помимо всего прочего, Джилас был лично оскорблен поведением советских воинов-освободителей в связи с их домогательствами его супруги М. Митрович³⁶.

До некоторой степени в пользу этой версии свидетельствовал и сам М.Джилас, находившийся, как он писал в «Беседах со Сталиным», всю зиму 1944/45 гг. под впечатлением недавней полемики. Из Москвы доходили слухи о недовольстве Сталина поведением Джиласа (в это время в СССР с визитом находилась югославская делегация во главе с А. Хебрангом, а в ее составе супруга Джиласа – Митрович). Советский вождь будто бы то расхваливал Красную армию, то сетовал по поводу слов Джиласа, то шутил, то провозглашал тосты, то целовался с женой Джиласа, «потому что она сербка»³⁷.

Вспоминая о событиях апреля 1945 г., сам Джилас считал, что не было серьезных оснований для включения его в состав югославской официальной делегации, которая отправилась в Москву для подписания советско-югославского договора «О дружбе, взаимной помощи и послевоенном сотрудничестве» ³⁸. Его собственная роль в подготовке данного документа свелась лишь к сверке соответствия русского и сербско-хорватского вариантов.

Согласно версии, изложенной Джиласом в мемуарах, Тито включил его в состав делегации именно для того, чтобы подвести черту под недавним инцидентом в октябре 1944 г.

План встречи, пребывания и проводов Тито был заверен В. М. Молотовым 4 апреля 1945 г. Согласно ему на аэродроме в Москве Тито и Шубашича помимо Молотова должны были встречать А. Я. Вышинский, генерал армии Антонов, ген. – полк. Ф. И. Голиков³⁹, ген. – лейт. Гундоров, М. А. Яснов⁴⁰, А. А. Лаврищев, К. Р. Синилов, Г. М. Фомин.⁴¹

Из воспоминаний Джиласа известно, что Тито весь полет страдал от качки, но усилием воли взял себя в руки и как ни в чем не бывало принял участие в церемонии встречи. Из плана встречи, подготовленного в советском НКИД, известно, что аэродром был украшен флагами СССР и Югославии, был выставлен почетный караул, а также исполнены государственные гимны Югославии и СССР. (При этом вместо старого национального гимна Югославии исполнялась песня «Гей, славяне».)

Данный документ подтверждает некоторые детали из мемуаров Джиласа, добавляя к ним и новые. Было известно, что Тито и трех человек из числа сопровождавших его сотрудников поселили на даче в Заречье, отдельно от остальной делегации. Оказалось, что с аэродрома до дачи Тито сопровождал генерал-полковник Ф. И. Голиков. К тому же Тито была выделена спецмашина из гаража НКГБ СССР, а на все время пребывания в Москве был прикреплен старший референт Протокольного отдела Кубышкин и капитан Ежов от Отдела внешних связей (ОВС) НКО. Для обслуживания же остальных лиц было выделено три автомашины из гаража СНК СССР и шесть номеров в гостинице «Националь», которые должен был подготовить «Интурист».