Черное золото - [20]

— Бомба, пущенная в дело две минуты тому назад! Хороший конец, товарищи! Через пол минуты от всей этой комнаты со всем в ней находящимся осталось бы не больше кучи щепок, немного измазанных кровью.

6. Краснов объясняется

Некоторое время все присутствующие продолжали оставаться в тех же позах, в каких их застало неожиданное приключение. Только что рядом с ними прошла сама смерть, заглянув им в самые зрачки своими холодными, немигающими глазами. Представитель простоял несколько секунд совершенно неподвижно, с расставленными руками, даже не стараясь унять прыгающую челюсть, и только потом нахлобучил снятый цилиндр и шагнул к двери.

— Стойте, мистер! — Краснов взял Ганновера за руку и отвел его вглубь комнаты.

— Что… что… что вам надо? — Ганновер старался вырвать свою слабую ладонь из железных, негнущихся пальцев Краснова.

— А вот что, мистер! Кажется мне, что сегодняшнее событие произошло не без участи я вашего проклятого треста. Я, было, и вас заподозрил сначала. Видите ли, они хотели одним ударом убить всех нас, а чтобы подозрение не пало на них, решили разделаться и с вами на всякий случай. Вот благодарность капиталистов! Но дело не в этом. Вы, пожалуй, еще начнете кричать везде о том, что случилось сегодня. Полиция подхватит и получится так, что рабочие хотели убить человека, посланного к ним для переговоров. Знаю я ваше правительство. Так вот…

— Поверьте, сэр… — Ганновер немного пришел в себя и только легкое дрожание выдавало его волнение. — Поверьте, я так признателен вам… Если бы не вы… — голос представителя снова осекся.

— Ну хорошо, идите и не болтайте вздора. Мы сами сможем разделаться с нашими врагами. Но помните, вы обещали!..

Освобожденный американец как-то странно мотнул головой и исчез в темной дыре двери. На лестнице утихали его неровные, заплетающиеся шаги.

Теперь Краснов обратил внимание на остальных. Петерсон и негр приблизились к нему, тиская его руки в своих потных, холодных руках. Только Джемс не принимал участия в обшей благодарности: еще до ухода представителя он вытащил из кармана небольшой браунинг и тихо выскользнул из комнаты.

— Но кто же это? — старик Петерсон дрожал от негодования. — Неужели Уот? Свой брат, рабочий… неужели?

— Конечно же, товарищ! Это работа ку-клукс-клана! Я подозреваю, что Уот и на фабрику-то поступил как член этой подлой организации. Придется нам еще побороться с ними: они не оставят этого дела. Я, видите ли, сразу заметил, что с этим Уотом что-то неладно: уж очень он волновался, глаза у него так и горели, как у крысы. А потом я все вспоминал, где я его видел, и вспомнил. Еще во время стачки в Чикаго он был среди стачколомов. Мы тогда здорово помяли им бока. Только вот вспомнил-то я поздно.

— А бомба? Как вы могли предупредить?

— Ну, это-то как раз пустяки. Я все время следил за ним. Ну, а как он стал поглядывать вниз да зажег спичку, тут я начал понимать. Затем опустил руку под стул и нащупал шнур. Дошел до конца и обжегся. Все это, знаете, вздор по сравнению с нашими белогвардейцами. Вот, когда я у нас в Москве, в Чрезвычайной комиссии работал, там были дела!

В комнату тихо пошел Джемс и остановился у дверей.

— Убежал? — Краснов с ясной улыбкой посмотрел на Джемса.

— Да. To-есть… Откуда вы знаете, что я ходил за ним? Я действительно хотел поймать Уота. Представьте себе: он сидел внизу и ждал взрыва! Когда увидел меня с револьвером, побледнел, как бумага, и бросился к дверям. Я его только и успел раза два сапогом ударить. Конечно, можно было застрелить его.

— И правильно сделали, что не стреляли. Это дело нам необходимо замять. Представитель треста будет молчать. Вот бы только печать не пронюхала.

7. Центральный трест интересуется стачкой

Печать все-таки пронюхала кое-что. Конечно, не таунширская печать. В самом Тауншире не выходило ни одной газеты — все печатники присоединились к всеобщей забастовке. Зато в других городах, начиная со стального огромного Питтсбурга и кончая Нью-Йорком и Чикаго, жизнь кипела вовсю. Внимание всех и в особенности Питтсбурга било устремлено на мертвый, застывший Тауншир. Еще бы, ведь этот город был одной из главных основ Центрального треста. И вполне понятно нетерпение, с которым член правления в Питтсбурге, мистер Гарвей, ежедневно развертывал свежие номера газет. Увы! Других источников информации у него не было: ни одни аппарат, соединяющий Питтсбург с Таунширом, не работал уже третий день.

Как полагается, газеты сильно преувеличивали и извратили то, что произошло в «Свободном рабочем». В вечерних выпусках питтсбургского «Ньюса» появились экстренные телеграммы о свидании рабочих с представителем трестов. Писали о том, что изголодавшиеся, рассвирепевшие стачечники чуть не убили уполномоченного, который не хотел пойти на уступки. Упоминали о ряде выстрелов, которыми члены Стачечного комитета обменялись с подоспевшими полицейскими, о том, что один из членов комитета был убит товарищами за предательство и похоронен под полом «Свободного рабочего». Одним словом, целая страница неправдоподобной чепухи, набранной крупным шрифтом! И это вранье распространяли миллионы газетных экземпляров и тысячи говорящих машин выкрикивали его на всех перекрестках!