Черное воскресенье - [10]

Этой ночью он нес на борту охотника. Им был плечистый мужчина в рыжевато-коричневом костюме, сидевшем у прохода чуть позади крыла. Когда стюардесса собирала деньги за проезд, он протянул 50 долларов, и она нахмурилась.

— У вас нет ничего помельче?

— Два места, — ответил он, указывая на грузного мужчину, спавшего в кресле рядом. — Он и я.

Пассажир говорил с акцентом, но с каким — этого стюардесса определить не могла. Она решила, что он либо немец, либо голландец. Она ошиблась.

Это был майор Дэвид Кабаков из Моссад Алия Бет, израильской секретной службы. Он надеялся, что у трех мужчин, которые сидели по другую сторону прохода, найдутся купюры помельче, иначе стюардесса может запомнить их. Надо было позаботиться об этом в Тель-Авиве, подумал майор. Посадка в аэропорту Кеннеди была слишком короткой, и они не успели разменять деньги. Оплошность, конечно, пустяковая, но и она раздражала Кабакова. Он дожил до тридцати семи лет лишь потому, что почти не совершал ошибок.

Рядом с ним, запрокинув голову, тихонько похрапывал сержант Роберт Мошевский. За весь долгий перелет из Тель-Авива ни Кабаков, ни Мошевский ни разу не подали виду, что знакомы с тремя мужчинами, сидевшими чуть сзади, хотя знали их долгие годы. Все эти трое были рыжеволосы, с обветренными лицами. Они носили неброские мешковатые костюмы и принадлежали к подразделению, которое в Моссад называлось «командой тактического вторжения». В Америке их назвали бы «ударной группой».

За трое суток, прошедших с тех пор, как Кабаков застрелил в Бейруте Хафеза Наджира, ему почти не довелось вздремнуть. Он знал: сразу же по прибытии в американскую столицу надо будет делать подробный доклад. Ознакомившись с добычей, привезенной им из рейда против руководства «Черного Сентября», и прослушав магнитофонную запись, Моссад тотчас же взялся за дело. В американском посольстве наспех провели совещание, после чего Кабакова отправили в командировку.

На тель-авивской встрече американских и израильских разведчиков было четко и ясно сказано, что Кабакова посылают в Соединенные Штаты, чтобы помочь американцам определить, существует ли реальная угроза, и установить личность террористов, если удастся их обнаружить. Официальное предписание было предельно ясным.

Однако руководство Моссад дало Кабакову и дополнительные указания, столь же недвусмысленные и категоричные: остановить арабов любыми средствами, какие он сочтет нужным применить.

Переговоры о продаже Израилю добавочных партий реактивных «фантомов» и «скайхоков» достигли критической точки, и арабское давление усилилось. В частности, благодаря нехватке нефти на Западе. Израилю позарез нужны самолеты. В тот день, когда над пустыней не пронесется ни один «фантом», вперед двинутся арабские танки.

Крупный акт насилия в пределах Соединенных Штатов может пошатнуть баланс сил в пользу американских изоляционистов. Помощь Израилю не должна обходиться американцам слишком дорого.

Ни в американском, ни в израильском внешнеполитических ведомствах не знали о трех мужчинах, сидевших позади Кабакова. Они вселятся в квартиру неподалеку от национального аэропорта и будут ждать его вызова. Кабаков надеялся, что в этом не возникнет нужды. Он бы предпочел тихонько разобраться со всем лично.

Надеялся он и на то, что дипломаты не станут совать нос в его дела. Майор не доверял ни дипломатам, ни политикам, и это недоверие отражалось в грубоватых чертах его умного славянского лица.

Он считал, что беззаботные евреи умирают в молодости, а слабые попадают за колючую проволоку. Он был дитя войны. Перед самым немецким нашествием Дэвид бежал с родителями из Латвии. Потом он бежал от русских. Его отец сгинул в Треблинке. Мать отвезла Давида и его сестру в Италию, и этот переезд убил ее. На пути в Триест ее поддерживал какой-то внутренний огонь, который давал силы, но вместе с тем выедал плоть.

Теперь, спустя тридцать лет. Кабаков видел эту дорогу в Триест как бы рассеченной по диагонали покачивающейся в такт ходьбе рукой матери. Она шла вперед, ведя его за собой, и ее локоть, похожий на острую кнопку, торчал из дыры в отрепьях. Он помнил лицо матери, которое, казалось, чуть ли не пылало во тьме, когда она будила своих детей. Первые рассветные лучи вползали в траншею, в которой они спали.

В Триесте она передала детей на попечение сионистского подполья, перешла через улицу и упала замертво в дверях какого-то дома.

В 1946 году Дэвид Кабаков с сестрой очутились в Палестине, и их бегство кончилось. В десять лет от роду он уже был солдатом и оборонял шоссе Тель-Авив — Иерусалим.

Провоевав двадцать семь лет. Кабаков лучше многих других знал, сколь ценен мир. Он не испытывал ненависти к арабам, но полагал, что любые попытки вести переговоры с ООП — пустая трата времени. Именно так он и говорил, когда начальство обращалось к нему за советом, что случалось нечасто.

В Моссад он считался хорошим офицером-разведчиком, но его послужной список был блистателен, и ему слишком везло «в поле», чтобы засаживать его за письменный стол. На оперативной работе Кабаков рисковал свободой, следовательно, его не допускали в святая святых Моссад. Он так и оставался в исполнительном звене разведки, вновь и вновь нанося удары по оплотам ООП в Ливане и Иордании. Высшее руководство Моссад дало ему прозвище «Окончательное решение».