Черное танго - [65]

Большинство гостей ушли. Остались только Сильвина Окампо, Биой Касарес и Борхес.

За ужином, проходившим в огромной столовой с массивными стульями, Леа с трудом удавалось не терять нить рассуждений Борхеса, виртуозно перескакивающего с одной темы на другую, нимало не заботясь о собеседнице.

— Вам нравятся мосты?.. Надо будет показать вам мост Альсина, это одно из моих любимых мест в Буэнос-Айресе.

— Хорхе, не стоит водить эту милую девушку в такой отвратительный квартал, мрачный и грязный, — перебила его Виктория.

— Ваша сестра иного мнения о нем. Мы с Сильвиной часто бродим без цели по улицам нашего города в надежде заблудиться. Увы, безуспешно. Мне нравится уродство моего родного города, так же как и его красота. Это очень важно: бродить по городу и его окрестностям, внимая ночи. Мне вспомнилось, как однажды перед войной мы прогуливались с Дриё ля Рошелем в пригородах Буэнос-Айреса. Было уже довольно поздно, а мы все шли и шли, пока не оказались за городом. Постепенно улицы расступались, дома становились ниже и попадались все реже и реже. Тогда-то Дриё и нашел точные слова, чтобы выразить все это, сказав мне: «Горизонтальное головокружение». Воистину надо быть французом, чтобы так ясно выразить то, что чувствуем мы, аргентинцы. Франция преимущественно литературная страна. Я думаю, что это единственная страна, где люди интересуются вопросами литературы. Это не зависит от количества литературных объединений или разницы школ. Возможно, это объясняется историческим складом ума французов, их восприятием всех явлений с точки зрения истории. В других странах этого не происходит, не правда ли?

Леа чувствовала себя неспособной ответить, происходило это в других странах или нет. А Борхес тем временем уже говорил о Флобере, о Шопенгауэре, о Стивенсоне, о Киплинге, об Оскаре Уайльде… Из произведений Флобера она читала только «Мадам Бовари», а из Киплинга — «Книгу джунглей». Этого было явно недостаточно, чтобы поддерживать беседу с этими людьми, жонглировавшими французским, английским и итальянским. Леа чувствовала себя глупой и невежественной, и ей это не нравилось. Через некоторое время ей удалось отвлечься, представив себе ужин в Монтийяке, когда ее отец и дядя Адриан говорили о любимых книгах. Она, тогда еще маленькая девочка, радовалась, если имя писателя что-то ей напоминало: пусть даже место, которое его книги занимали в библиотеке отца. Будучи ребенком, только она одна помогала отцу раскладывать книги по полкам. Позднее она стала их читать, начав в выборе авторов с первой буквы алфавита. Таким образом, она прочитала несколько романов Эдмона Абу: «Мэтр Пьер» — об осушении земель, «Король гор» и «Человек со сломанным ухом». Восемнадцать томов «Мемуаров» герцогини д'Абрантес, «Философские стихи» Луизы Аккерман, «Ирэн и евнухи» Поля Адама. Перейдя к произведениям авторов, фамилии которых начинались на букву «Б» и проглотив «Несчастных супругов» и «Несчастных любовников» Бакюляра д'Арно, она набросилась на романы Бальзака, прочитав с наслаждением «Человеческую комедию». Ей понравились «Адольф» Констана и «Дым опиума» Фаррера, не говоря о Делли и Корнеле. На букве «Ф» она перестала поглощать книги в алфавитном порядке и перешла уже по вдохновению сначала к произведениям авторов на букву «М», прочтя Мориака и Монтеня, а затем — на букву «Р», узнав Артюра Рембо и Поля Ребу. Когда ее с удивлением спрашивали, как она смогла перейти от Поля Бурже к Вольтеру, она с досадой отвечала: «Но это же книги». В то время для нее чтение было своего рода бегством, уходом от действительности. Стиль, сюжет, эпоха не имели для нее никакого значения. Она испытывала удовольствие от чтения, от открытия нового. Лишь много лет спустя она стала делать различие между хорошими произведениями и посредственными.

— …Чтобы написать что-то по-настоящему, надо отдать этому всю душу, не зная даже, каков может быть результат…

Кто это сказал? Леа вздрогнула, ей казалось, что она очнулась ото сна.

— Итак, Леа, вы были сейчас где-то далеко… Задумались о чем-нибудь?

— Я думала об отце, о моих любимых книгах.

Она произнесла это так, будто ее только что разбудили. За несколько мгновений она унеслась так далеко от Аргентины, от темных улочек, упомянутых поэтом, от этого роскошного дома, от этих гостей, просвещенных и красноречивых, от угроз, витавших над ее друзьями, от воспоминаний о покойной Лауре… Она возвращалась с сожалением, но умиротворенная.

— Если вы позволите, Виктория, я уйду к себе. У меня глаза слипаются. Вы не сердитесь на меня?

— Нет. Мы, должно быть, показались вам очень скучными с нашими разглагольствованиями о литературе.

— Нет, это не так. Просто, слушая вас, я почувствовала себя невежественной.

Она не заметила, как в близоруких глазах Борхеса вспыхнул интерес.

На следующий день Виктория Окампо высадила Леа на улице Флорида перед жокейским клубом. Не спеша Леа пошла по улице в направлении отеля «Плаза», по пути разглядывая витрины. Стояла теплая погода, женщины были одеты в короткие цветастые платья. Мужчины самоуверенно посматривали на них, потягивая парагвайский чай или куря короткие черные сигары. Леа чувствовала на себе пристальные взгляды, слышала обращенные к ней слова, догадываясь, что по большей части это были непристойности, ощущала нескромные прикосновения. Все это не было ей неприятно: она воспринимала и слова, и жесты как дань, воздаваемую улицей ее красоте. Желание, которое она чувствовала в них, подогревало ее собственное желание. Через несколько минут она будет в объятиях человека, которого любит; все остальное не имело значения. Она немного задержалась у витрины магазина, где были выставлены «модели Парижа»: этот зеленый ансамбль, отороченный белым, просто восхитителен, а это платье без рукавов в разноцветную полоску, с открытой спиной, тоже очень миленькое, но… Что это за лицо, отразившееся в витрине рядом с красивым платьем?.. Откуда эта тревога?.. Человек, стоявший позади Леа, смотрел на ее отражение с ненавистью. Она резко обернулась. Человек, казалось, был удивлен, затем, не переставая смотреть на нее, сделал шаг назад, повернулся и быстро ушел. Проходя мимо здания, где размещалась редакция газеты «Ла Насьон», она случайно задела прохожего, читавшего набранные страницы, выставленные на улице под стеклом. В течение какого-то мгновения Леа все же успела узнать Бартелеми. Двое мужчин затерялись в толпе.