Черное танго - [31]

Ален Лебрен стоял невдалеке и смотрел, как слезы смывают печаль с лица любимой женщины, возвращая ему первоначальную свежесть. Он подавил в себе желание приблизиться к ней, чутьем влюбленного угадывая, что ей надо в одиночестве выплакать до конца свое горе.

10

Вернувшись из Южной Америки, Франсуа Тавернье навестил Сару Мюльштейн. Его потряс и переполнил ужасом, жалостью и гневом ее рассказ о пережитом в нацистских застенках. Его не покидало чувство стыда за людей, способных причинять подобные страдания другим. Он повидал на своем веку и отвратительные расправы во время гражданской войны в Испании, и расстрелы из пулеметов женщин и детей на дорогах, и пытки участников Сопротивления, и разбомбленные города, и обезумевших от горя матерей, рыдающих над трупами детей, и сирот, бродящих среди развалин. Все это только укрепило в нем желание достичь мира и сближения между народами. Но слушая эту навсегда искалеченную и опустошенную женщину, он почувствовал, как в нем поднимается могучая волна доселе не испытанной за всю войну ненависти. Если до этого он пытался усмирить в Саре ее жажду мести, то теперь, наоборот, он был готов помогать ей в этой борьбе. Как и она, Тавернье считал, что нельзя оставить безнаказанными такие неслыханные преступления и таких вызывающе наглых преступников, ибо они в большинстве своем были хуже убийц, потому что смешивали с грязью, унижали, презирали, бесчестили свои жертвы. Убивать? Да, он мог это понять, ему самому приходилось это делать. Но унижать? Нет, никогда! Франсуа Тавернье, который считал, что многое повидал на свете, казался циником, любил радости жизни, говорил, что ни во что не верит, и в то же время мечтал иногда о тихом спокойном счастье с такой спутницей, как Леа, — этот Франсуа Тавернье присоединился к делу, начатому Сарой, с тем же энтузиазмом, что и во времена его борьбы в рядах испанских республиканцев и французского Сопротивления или при выполнении его теперешней миссии, официально заключавшейся в поисках перемещенных лиц. И это, несмотря на глубокое убеждение в том, что такому человеку, как он, глупо бросаться мстить за кого бы то ни было, кроме себя самого.

Итак, он согласился встретиться у Сары с Самюэлем и Даниэлем Зедерманами и двумя их друзьями, тоже евреями, — Амосом Даяном из польского города Люблина, бывшим членом группы «Хагана», и Ури Бен Зоаром из Палестины, бывшим бойцом еврейской бригады.

— Представляю вам Франсуа Тавернье, — сказала Сара. — Я не раз говорила вам о нем. Он согласен присоединиться к нам, если, конечно, никто из вас не возражает.

Бен Зоар подошел к Франсуа и протянул ему руку.

— Здравствуйте, рад снова встретиться с вами, — сказал он по-английски.

Заметив удивление пожимавшего ему руку Тавернье, он добавил:

— Я гостил у Исраэля Кармира в Тарвизио, когда вы туда приезжали.

— Верно, теперь я вас узнаю. Тогда вы были без усов.

— Именно так, — подтвердил Ури, поглаживая свои великолепные рыжие усы, придававшие ему сходство с английским офицером.

— Как! Вы знакомы?.. Мир действительно очень тесен, — сказала Сара, закуривая сигарету.

Амос Даян в свою очередь протянул руку и несколько неуверенно произнес по-английски:

— Добро пожаловать к нам.

Потом к Тавернье подошли Самюэль и Даниэль Зедерманы.

— Мне известно о той роли, которую вы играли в движении Сопротивления во Франции, а также при генерале де Голле. Знаю, что вас с моей двоюродной сестрой связывают узы дружбы. Учитывая положение, которое вы теперь занимаете, вы могли бы быть нам очень полезны в поисках нацистских преступников. Спасибо за то, что присоединились к нам, — сказал Самюэль.

Даниэль поздоровался молча. Сара жестом пригласила всех сесть, потом обратилась к Тавернье:

— Все присутствующие здесь знают, кто вы и что вы делали. Вы же не знаете никого из них, кроме меня. Поскольку вы приняли решение бороться в наших рядах, вам следует знать своих будущих соратников… Вообще говоря, мы стараемся не распространяться о своих действиях, но для вас, учитывая то, что мы о вас знаем, будет сделано исключение. Поэтому я сейчас коротко, расскажу вам, кем являются и что уже успели сделать четверо присутствующих здесь друзей.

Начну с моего двоюродного брата Самюэля, известного до войны адвоката. С введением мер, направленных против евреев, ему пришлось оставить адвокатскую практику. При содействии надежных друзей он основал подпольную газету, выходившую на иврите и разъяснявшую членам еврейской общины, что в действительности представляет собой нацизм. Но после появления десяти номеров его выдали властям. Пришедшие его арестовывать гестаповцы не застали Самюэля дома. Тогда они избили, а потом увезли с собой родителей, бабушку и дедушку, сестер и маленького братишку Даниэля. Все они, за исключением Даниэля, погибли в концентрационных лагерях. Самюэль два года скрывался в подвале у своей подруги, которая не была еврейкой. Там у них родился ребенок, но вскоре после рождения умер. Настал день, когда его жена не вернулась в подвал. Надо думать, она погибла во время бомбардировки. Ее поиски не дали никаких результатов. Я встретила Самюэля в Мюнхене. Вместе мы вскоре отыскали в Линце Даниэля, чудом уцелевшего в лагере смерти. Мы с Даниэлем решили мстить за перенесенные муки, хотя прекрасно понимаем, что месть — оружие слабых. Нам не стоило большого труда убедить Самюэля примкнуть к нам.