Черное танго - [22]

— Покажи нам твоего ребенка.

Я осторожно приоткрыла простыню.

— Только не разбудите его.

Над моим сыном склонились бритые и покрытые косынками головы. Но почему они вдруг отпрянули назад, почему закричали и заголосили? Вслед за ними подошли другие, потом еще и еще. И все отходили с криками и рыданиями.

— Тсс! Не шумите, вы разбудите его…

Они разом смолкли. Только редкие всхлипы нарушали тишину барака… Я не понимала, почему они плакали вместо того, чтобы радоваться вместе со мной… Пять дней подряд эти женщины, раньше казавшиеся мне бесчувственными, эгоистичными, готовыми на все ради корки хлеба, кормили меня, умывали, гладили по голове, не говоря мне ни слова о моем безумстве. Думаю, что только благодаря их заботам я окончательно не сошла с ума и поняла, наконец, что качала на руках труп. Они помогли мне завернуть его в саван и, выстроившись в траурную процессию, под тихое пение колыбельной моего отца проводили меня с сыном на руках до крематория. Там я в последний раз поцеловала моего мальчика и положила его на груду других тел, приготовленных к сожжению.

7

— Хватит тебе пить, так ведь и заболеть недолго, — проговорила Лаура и вырвала из рук Леа только что наполненный стакан виски.

— Оставь меня!

— Два дня подряд ты не ешь и не спишь, а только беспрестанно пьешь. Что произошло у вас с Сарой? Что такое она тебе сказала, что ты вдруг ударилась в пьянство?

Леа ничего не ответила. Она лежала в одежде на кровати сестры и не могла унять дрожь во всем теле.

— Ты больна, я вызову врача.

— Врач не сможет меня вылечить, — ответила, усмехнувшись, Леа. — Дай лучше выпить.

— Не дам!

В дверь позвонили, и Лаура побежала открывать.

— А! Франк! Входи быстрее. Мне нужна твоя помощь.

— Что случилось? На тебе лица нет!

— Ничего удивительного. Я не сплю уже две ночи подряд.

— Снова влюблена?

— Не говори глупостей. У меня Леа.

— Леа? Великолепно! Значит, она вернулась из Германии? И давно?

— Два дня назад. Не успела она приехать, как одна из ее подруг, бывшая заключенная концлагеря Сара Мюльштейн… Да ты ее знаешь, я говорила тебе о ней. Так вот, эта подруга пригласила ее к себе. Леа тотчас же к ней отправилась, даже не переодевшись с дороги. А вернулась очень поздно и совершенно пьяная. Она мне все тут заблевала, а наутро снова принялась пить. Она пугает меня, говорит о каком-то мертвом ребенке, опытах, колыбельной песне… Ничего нельзя понять. А я была так рада ее возвращению!

— Ты вызывала врача?

— Она не хочет никакого врача.

— Подожди, я поговорю с ней.

Франк вошел в комнату, где царил неописуемый беспорядок и вонь. Увидев его, Леа скрючилась на разобранной постели.

— Леа, это я, Франк.

— Франк?..

— Да, приятель Лауры.

— Ах да, Франк!

Она попыталась встать, но тут же снова рухнула, ударившись при этом головой о спинку кровати. От боли она расплакалась, как ребенок.

— Я сейчас ею займусь. А ты позвони домой моему брату Жан-Клоду и скажи, чтобы он сразу же пришел и захватил с собой свой инструмент.

— Думаешь, он сможет ей помочь?

— Он же на последнем курсе медфака, — ответил Франк и потащил Леа в ванную.

Будущий врач нашел Леа сидящей в кресле в махровом халате и с мокрой головой. Франк и Лаура меняли постельное белье.

Осмотрев больную, Жан-Клод сказал Лауре:

— Пока что дайте ей кофе и таблетку аспирина. Она не просто так напилась, она пережила нервное потрясение. Я позвоню своему, профессору, он лучше меня знает, что в таких случаях надо делать.

Против всякого ожидания Лаура оказалась прекрасной сиделкой.

К вечеру пятого дня сильный организм Леа победил недуг, хотя она по-прежнему оставалась замкнутой, молчаливой и упорно отказывалась рассказать и врачу, и Лауре, что именно с ней произошло. Спустя неделю она решила повидаться с мадам де Пейеримоф и сообщила ей, что хочет уволиться из Красного Креста.

— Нам жаль с вами расставаться, — сказала ей мадам де Пейеримоф при встрече. — Ваше участие в нашей работе было исключительно полезным… Но вы неважно выглядите… Вам нездоровится?

— Нет, мадам, я просто устала.

— Это пройдет. В вашем возрасте рано говорить об усталости. Я знаю ваши семейные затруднения и понимаю как причины вашего ухода, так и ответственность, которую вы собираетесь на себя возложить.

Леа молча кивнула в знак согласия, радуясь, что ей не задавали других вопросов по поводу ее просьбы об увольнении. Она без сожаления покинула стены штаб-квартиры Красного Креста. Начиналась новая страница ее жизни.

Продолжая жить в квартирке сестры на улице Грегуар-де-Тур, Леа попыталась подвести итоги. Денег, полученных от Красного Креста, ей едва хватит на то, чтобы обзавестись гардеробом и вернуть небольшие долги теткам. Оставаться в Париже она не могла, так как не имела ни работы, ни доходов, ни собственного жилья. Леа не хотелось каким-то образом изворачиваться или спекулировать по примеру Лауры. Ей очень недоставало Франсуа Тавернье. Уж он-то нашел бы для нее выход из положения. Но, к ее удивлению, он не давал о себе знать. Скорее всего, ему пришлось задержаться в Нюрнберге. Может быть, Сара что-нибудь знала о нем? Но идти снова к Саре было выше ее сил. Нет, говорила она себе, только не теперь, когда столько жутких картин постоянно стоит перед ее внутренним взором. Она до такой степени страшилась услышать голос Сары, что всякий раз упрямо отказывалась подойти к телефону, когда та, зная, что Леа больна, звонила ей. С другой стороны, тетя Альбертина просила Леа поторопиться с приездом в Монтийяк, где было необходимо ее присутствие. В конце концов, Леа с чувством облегчения покинула Париж, так и не повидавшись с Сарой.