Черное солнце - [60]

Нужно все время принимать лекарство, а кому-то из близких следить, чтобы еда попадала в рот, а не в специальные потайные пакетики, которые хитрюги носят при себе.

— Неужели таких больных много?

— Представьте, больше, чем может подумать человек, незнакомый с проблемой! Родителям надо быть начеку.

Среди патологий подросткового и юношеского возраста, по правде сказать, нервная анорексия на первом месте.

Сегодня от этой болезни гибнет не меньше людей, чем раньше уносила чахотка. Причем многие так никогда и не узнают, как называется эта болезнь, стоившая им жизни. Девять из десяти жертв анорексии — женщины.

В юности, знаете ли, многие недовольны своей внешностью… Но это заболевание — все-таки удел обидчивых, застенчивых, закомплексованных. Достаточно одного обидного слова, намека на то, что они неуклюжи, как уже начинает казаться, что они смешны, плохо сложены и окружающие только и заняты тем, что обсуждают их недостатки.

— Мне рассказывали, что в частных школах на Западе — это самое страшное прегрешение: если девочку заподозрят в склонности к анорексии, то все она пропала.

— Вы правы… Ведь это, кроме всего прочего, и заразная болезнь, в том смысле, что дурные примеры, как известно, заразительны… Анорексия в западных учебных заведениях, где учатся подростки, считается заразой похуже чумы. Самый восприимчивый к ней возраст — тринадцать-восемнадцать лет.

И такая «голодающая» девочка вполне может увлечь своим примером, втянуть в голодание пару-тройку закадычных подружек. Поэтому администрации школ неумолимы — тут же торопятся избавиться от них.

— Понятно! — вздохнула Аня.

* * *

"Интересно, — думала Светлова, покидая клинику и доктора, — а кто, кстати сказать, Юлин избранник? Можно держать пари, что это не какой-нибудь там скромняга из серии «просто человек» и «главное, чтобы человек был хороший».

Наверняка какая-нибудь заметная птица! И он тоже, скорее всего, «заманчивая цель», которой не прочь добиться многие.

Как это сказал доктор? «Круглые пятерки в школе, к которым она привыкла, не позволяют ей отставать и во всем остальном — в спорте, умении одеваться, внешности и увлечениях».

Именно так доктор и сказал : «и в увлечениях».

И еще он сказал… «Они чувствуют себя очень сильными. Они уверены в себе и своей правоте. Они восхищаются собственной силой воли!»

* * *

— Ладушкин! — Аня ахнула. — Неужели?

— Взял да и залез, — скромно признался Егор. — Прямо к нему в квартиру.

Неискоренимая привычка производить несанкционированные обыски, приобретенная Егором в частном агентстве по слежке за неверными супругами, произвела истинную революцию в Анином расследовании.

— Ладушкин, но как вы могли? Как посмели это сделать?

— Так и смог, — нахмурился Ладушкин. — На то в агентствах и требуются разные специалисты. Разве не такого рода вещи вы имели в виду, когда искали такого человека, как я?! Вы бы ведь наверняка туда не полезли?

— Я?

— Ну, вот и я также подумал: вы не полезете, санкции на обыск никто не даст, а как еще бы я это достал?

Да, что и говорить. В душе Светлова не могла не согласиться. Такие привычки Ладушкина существенно расширяли спектр возможностей их со Светловой новоиспеченного «агентства». Поэтому возмущаться было бы высшей степенью лицемерия А итог несанкционированного обыска, произведенного Ладушкиным, был великолепен: письмо к генералу, в котором его шантажировала Марион Крам!

— Ладушкин!.. Но почему, как ты думаешь, Тегишев его не уничтожил?

— Не знаю.

— Или хотя бы не спрятал как-то похитрее?

— Да, непонятно!

Хранить такую улику!

— Получается, что письмо лежало практически на виду?!

— Получается.

— Словно его кто-то специально так положил. Будто нарочно!

— Но кто?

— Кто-то, кто хотел генерала подставить… В таких случаях других вариантов нет.

— Но кто мог догадаться, что я полезу в его дом?

Даже вы этого не знали.

— Ты прав. К тому же генерал не подследственный и никто его ни в чем не обвиняет.

— Такое можно и подстроить, если кто-то намеренно рассчитывал на обыск.

— Пожалуй.

* * *

Письмо Марион Крам было написано в обтекаемых фразах. Столько тут было умолчаний, что смысл становился понятен только двоим, кто пишет и кому письмо адресовано. Речь идет о каком-то грехе молодости. Преступлении двадцатилетней давности — преступлении, о котором «генерал вряд ли захочет, чтобы узнали все…».

Что за грех? Что за преступление?

Может быть, опять какие-то ложные домыслы?

«Гадости», вроде тех, что пишет Зворыкин?

Домыслы «наугад» того же рода, что раскручивает Орлов-Задунайский?

И все это вызвано тем, что генерал Тегишев словно создан для того, чтобы его шантажировали, — яркая, заметная фигура, чье генеральское прошлое представляет большой простор для подобных домыслов, для того, чтобы каждый, кому не лень и охота подзаработать, мог обвинить его во всевозможных злоупотреблениях. Богатый человек, чье богатство вызывает немало вопросов. Впрочем, чье состояние на нынешнем историческом отрезке не вызывает их?

Возможно, все и так. И домыслы ложные, и гадости выдуманные, и шантаж ни на чем не основан.

Существует только одно «но»: Орлов-Задунайский и Зворыкин живы-здоровы, а Марион Крам мертва.