Черное сердце - [12]

Над левым плечом Преа Моа Пандитто, на подоконнике, стояла старинная деревянная шкатулка, и Киеу Сока пытался на нее не смотреть.

Во-первых, она была необычайно красива. Она была покрыта темно-бордовым лаком и изящно расписана желтой и изумрудно-зеленой красками.

— Кто есть Будда?

Во-вторых, на шкатулку падали лучи утреннего солнца, и она сверкала и переливалась.

— Он тот, кто волею своею достиг совершенства, просветления и спасения. Святой и мудрый гласитель Истины, — Киеу так отчаянно старался не отвлекаться, что даже голова закружилась.

— Есть ли Будда Бог, который предстал перед человечеством?

— Нет.

На шкатулку и на камень подоконника упала тень.

— Или есть Он посланник божий, который явился на землю, чтобы спасти человека?

— Нет, — взгляд темных глаз метнулся к шкатулке — по подоконнику полз жук. Черный, сверкающий, гладкий, похожий на пулю. Он с трудом начал взбираться по стенке шкатулки, по желтому и зеленому.

— Был ли Он существом человеческим?

Веки Киеу Сока слегка дрогнули — он постарался сосредоточиться.

— Нет, — ответил он. — Он был рожден человеком, но таким человеком, который рождается один раз во много тысячелетии. И лишь в детском восприятии людей может представать он «Богом» или «посланником Бога», — Киеу сам заметил, что голос звучит напряженно — результат того, что внимание его отвлеклось.

— В чем суть слова?

Жук притормозил у медного замка. Киеу Сока недоверчиво прищурился: в причудливом утреннем свете ему показалось, что жук пробует открыть замок. Невероятно!

— Пробужденный или Просветленный, — произнесен, почти не думая. — Это означает Того, кто своей собственной волей достиг высочайшей мудрости и морального совершенства, доступных сыну человеческому.

Преа Моа Пандитто наконец-то пошевельнулся. При рождении ему дали другое имя, но, став монахом, он отказался от имени, как и от много другого. На санскрите Преа означало, в зависимости от ситуации, «царь», «Будда» или «Бог», Моа — «великий», Пандитто — указание на то, что он был буддистским монахом. Но Киеу Сока обращался к нему «Лок Кру», что на языке кхмеров значило «учитель».

С точки зрения продолжительности человеческой жизни Преа Моа Пандитто был стариком. Но только с этой точки зрения. Если он утруждал себя воспоминанием о том, когда же он родился — а это случалось все реже и реже, поскольку время перестало значить для него то, что значило прежде, — Преа Моа Пандитто с удивлением отмечал, что живет на земле вот уже более восьмидесяти лет.

Выглядел он не старше, чем на пятьдесят — глаза его были полны жизни, мышцы крепки, лицо гладкое. Но тот, кто проник в суть всего сущего так глубоко, как проник Преа Моа Пандитто, уже не слышал тиканья земных часов, но внимал маятнику вселенной. Время более не отягощало его плечи, не тянуло душу вниз. Об этом он размышлял неоднократно, он полагал, что в этом — суть левитации.

— Сока, — произнес он голосом таким мягким, что внимание мальчика сразу же целиком обратилось к нему. — Когда ты родился?

— В день полнолуния в месяц май, — ответил мальчик официальной формулой.

— Это есть и дата рождения Будды, — глаза монаха, прекрасней которых мальчик ни у кого никогда не видел, глаза, переливавшиеся всеми цветами земли и неба, напряженно вглядывались в Киеу.

— Конечно же, Будда родился очень давно. В год пятьсот двадцать третий до начала эры западной Христианской цивилизации, — чудесные глаза закрылись. — Возможно, этим и объясняется такая огромная разница между ними.

— Я не понимаю.

Глаза Преа Моя Пандитто раскрылись вновь.

— Я знал, что ты не поймешь, — произнес он печально. Киеу Сока понял упрек.

— Вы сердитесь на меня, Лок Кру.

— Я ни на кого не сержусь, — ответил старый монах. Он поднял вверх раскрытую ладонь, до того лежавшую у него на коленях. — Но, пожалуйста, объясни мне, что так занимало тебя, если ты отвечал урок наизусть, а не от сердца.

— Верно ли, Лок Кру, что для вас не существует тайн?

Преа Моа Пандитто хранил молчание.

— Тогда вы знаете.

— Даже если я знаю, я хотел бы услышать ответ из твоих уст.

Киеу Сока наклонился вперед, глаза его сверкали:

— Но значит ли это, что вы действительно знаете?

Монах улыбнулся:

— Возможно, — он терпеливо ждал. Наконец мальчик указал пальцем:

— Вон там, на лакированной шкатулке, сидит жук.

Преа Моа Пандитто даже не повернул головы.

— И что, по-твоему, ему надо?

Киеу Сока пожал плечами:

— Не знаю. Кто может сказать, что кроется в мыслях насекомого?

— А если бы на его месте был ты? — прошептал монах. Мальчик задумался.

— Я бы хотел забраться внутрь.

— Да, — сказал монах. — Если тебе хочется открыть шкатулку, открой ее.

Мальчик встал, подошел к учителю. Дотянулся до подоконника. Когда тень его руки упала на жука, тот ринулся в раскрытое окно и исчез.

Киеу Сока стоял на цыпочках, склонив набок голову, он открывал замок. Крышка легко поднялась.

— Я ничего не вижу.

— Тогда сними шкатулку.

Мальчик крепко обнял теплое дерево и повернул шкатулку так, чтобы луч света попал внутрь — и вздрогнул, недоуменно глядя на Преа Моа Пандитто.

— Дохлые жуки, — прошептал мальчик. — Я вижу кучу пустых панцирей, — он снова заглянул в шкатулку, солнечный свет играл на блестящей черной шелухе.