Черное пятно - [2]

Виссарион Ильич сидел, как мышка в норке, покрывался холодным потом, седел, толстел — страх вызывал у него безудержное обжорство, — зачеркивал в записной книжке имена и телефоны. На досуге он заштриховывал лица бывших Победителей на фотографии и наловчился так, что заранее мог предсказать, кто станет, очередным беспощадным и замаскированным врагом. В их виновности он уже не сомневался — если столько людей уничтожено, что само по себе справедливо и своевременно, то, действительно, заговор против счастливой и бестревожной САМОГО и его (вот тут верная субординация!), Виссариона Ильича, жизни огромен и зловещ.

Время от времени его посещали мысли о том, что, вероятно, и он сам виновен — хотя бы тем, что пытается предугадать мысли САМОГО. Вроде, ни слухом, ни духом, а может как-то бессознательно, во сне, под наркозом, на заре туманной юности, в утробе матери. Не может же быть так, что все виноваты, а он не виновен. Не виновен может быть только САМ — это не требует доказательств. А если и я невиновен, то я, значит, равен САМОМУ?!… От этих мыслей хотелось пойти и заявить на себя самого куда следует — такое тошнотворное отвращение к себе и такую безграничную преданность САМОМУ испытывал Виссарион Ильич…

Шли годы. Чернели лица на фотографии. Как-то туманным февральским днем Виссарион Ильич, вставляя фотографию дрожащими руками в рамку, обратил внимание на то, что всего два лица остались светлыми — САМОГО и его собственное. Дурак загордился бы этим, но Виссарион Ильич был уже достаточно научен и понял, что скоро придут и за ним. Нельзя сказать, что он не боялся прихода, но, сознавая его неотвратимость, относился ко всему философски. Тем более, что вещи были давно собраны, а втайне Виссарион Ильич надеялся, что самое страшное его обойдет; на лесоповале же он сдюжит.

Вот тут-то и подвела смекалка Виссариона Ильича: его не забрали, а вот САМ умер… Виссарион Ильич тяжко переживал это событие и обтянул фотографию траурной лентой, заживо отплакав и самого себя. Надо сказать, что лента была совершенно бесполезна, так как все пространство вокруг САМОГО было густо зачернено.

На какое-то время Виссарион Ильич успокоился. Затем до него начали доходить слухи о САМОМ. Виссарион Ильич долго отказывался верить, уходил от откровенных разговоров, затыкал уши, пока однажды не прочитал все эти слухи уже в качестве официальной версии. Версия была достаточно резка и в обвинительном раже называла единственным Врагом Народа на протяжении всех лет САМОГО. "Что ж, факты — вещь упрямая, не он, так я", — философствовал Виссарион Ильич и, собравшись с духом, зачернил лицо САМОГО. Сделал он это спокойно и по выработавшейся привычке автоматично. Затем распустил галстук, расстегнул воротничок, глубоко вздохнул и скончался.

Так закончилась обычная, ничем не примечательная, среднестатистическая жизнь Виссариона Ильича. Никто не заметил его смерти, будто и не жил, и не трудился, и не был, возможно, единственным честным человеком среди разномастных врагов народа. Не один он был таким честным, потому, может быть, никто и не заметил его смерти, потому и читать про него вам не интересно — знаком он, как привычное отражение в зеркале?… Неблагодарное дело писать про ничем не примечательных, честных, обычных людей, не так ли?