Чёрное пальто. Страшные случаи - [7]

Ночью мы тронулись с первой партией вещей. Мальчик, которого назвали Найдён, ехал на тачке на узлах. На удивление всем, он после клизмы опростался, затем пососал разведённого козьего молока и теперь ехал в овечьей шкуре, притороченной к тачке. Лена шла, держась за узды.

К рассвету мы пришли в свой новый дом, отец тут же сделал второй заход, потом третий. Он, как кошка, таскал в зубах всё новых котят, то есть все свои нажитые горбом приобретения, и маленькая избушка оказалась заваленной вещами. Днём, когда все мы, замученные, уснули, отец отправился на дежурство. Ночью он привёз тачку вырытых ещё молодых овощей, картофеля, моркови и свёклы, репки и маленьких луковок, мы раскладывали это в погребе. Тут же ночью он снова ушёл и вернулся чуть ли не бегом с пустой тачкой. Прихромал, понурый, и сказал: всё! Ещё он принёс баночку молока для мальчика. Оказалось, что наш дом занят какой-то хозкомандой, у огорода стоит часовой, у Анисьи свели козу в тот же наш бывший дом. Анисья с ночи караулила отца на его боевой тропе с этой баночкой вечорошнего молока. Отец хоть и горевал, но он и радовался, потому что ему опять удалось бежать, и бежать со всем семейством.

Теперь вся надежда была на маленький огород отца и на грибы. Лена сидела в избушке с мальчиком, в лес её не брали, запирали, чтобы не срывала темпа работ. Как ни странно, вдвоём с мальчиком она сидела, не билась об дверь. Найдён вовсю пил отвар из картофеля, а мы с матерью рыскали по лесам с кошёлками и рюкзаками. Грибы мы уже не солили, а только сушили, соли почти не было. Отец рыл колодец, ручей был далековато.

На пятый день нашего переселения к нам пришла бабка Анисья. Она пришла пустая, без ничего, только с кошкой на плече. Глаза у Анисьи смотрели странно. Анисья посидела на крылечке, держа испуганную кошку в подоле, потом подхватилась и ушла в леса. Кошка забилась под крыльцо. Анисья вскоре принесла полный передник грибов, среди них лежал и мухомор. Анисья осталась сидеть у нас на крыльце и не пошла в дом. Мы ей вынесли нашего пустого супу в баночке из-под её же молока. Вечером отец отвёл Анисью в землянку, где у нас был третий запасной дом, Анисья отлежалась и начала бодро рыскать по лесам. Грибы я у неё отбирала, чтобы она не отравилась. Часть мы сушили, часть выбрасывали. Однажды днём, вернувшись из леса, мы нашли наших приёмышей всех вместе на крыльце. Анисья качала Найдёна и вообще вела себя как человек. Её словно прорвало, она рассказывала Лене: «Всё перешевыряли, всё унесли… К Марфуте даже не сунулись, а у меня всё взяли, козу свели на верёвочке…»

Анисья ещё долго была полезной, пасла наших коз, сидела с Найдёном и Леной до самых морозов. А потом Анисья легла с детьми на печку и слезала только на двор. Зима замела снегом все пути к нам, у нас были грибы, ягоды сушёные и варёные, картофель с отцовского огорода, полный чердак сена, мочёные яблоки с заброшенных в лесу усадеб, даже бочонок солёных огурцов и помидоров. На делянке, под снегом укрытый, рос озимый хлеб. Были козы. Были мальчик и девочка для продолжения человеческого рода, кошка, носившая нам шалых лесных мышей, была собака Красивая, которая не желала этих мышей жрать, но с которой отец надеялся вскоре охотиться на зайцев. С ружьём отец охотиться боялся, он боялся даже дрова рубить из-за опасений, что нас засекут по звуку. В глухие метели отец рубил дрова. У нас была бабушка, кладезь народной мудрости и знаний. Вокруг нас простирались холодные пространства.

Отец однажды включил приёмник и долго шарил в эфире. Эфир молчал. То ли сели батарейки, то ли мы действительно остались одни на свете. У отца блестели глаза: ему опять удалось бежать!

В случае, если мы не одни, к нам придут. Это ясно всем. Но, во-первых, у отца есть ружьё, у нас есть лыжи и есть чуткая собака. Во-вторых, когда ещё придут! Мы живём, ждём, и там, мы знаем, кто-то живёт и ждёт, пока мы взрастим наши зёрна и вырастет хлеб, и картофель, и новые козлята, – вот тогда они и придут. И заберут всё, в том числе и меня. Пока что их кормит наш огород, огород Анисьи и Танино хозяйство. Тани давно уже нет, я думаю, а Марфутка на месте. Когда мы будем как Марфутка, нас не тронут.

Но нам до этого ещё жить да жить. И потом, мы ведь тоже не дремлем. Мы с отцом осваиваем новое убежище.

1977

Алло

Раздался голос как из пустой бочки:

– Алло!

Скрежет, глухой – непонятно, мужской или женский, но старческий – голос в трубке.

Я ответила:

– Ну что?

Молчание. Я отключилась.

– Вы ты не отключиласьб, – продолжал тот же голос.

Я ушла из комнаты, и в коридоре мне сказали:

– Да сядь, нестрыгаб. С трьр тобобой есть разговорец. И не одевайсяб ухоходить, пшиза.

На улице цеце это будетб как сумасшедшая кидаться спасаться бся. Аллоида! Б.

Как слышишь? Говори, паско.

Я молчала. Голос звучал как будто во мне, видимо, началась деменция, приём голосов из якобы внешнего пространства.

Ну так во мне голос, и внутри ему и ответ. Рот на замок.

Голос как из пустой бочки:

– Алло! Ты же старая, старая старуха. Тожьно?

Новость!

Голос этот мой внутри меня ответил:

– Ну.

Голос как из пустой бочки:

– Алло! Чё ну-то, говори как надлегает. Из ноосферы тебе дребезвонят.