Черное евангелие - [36]

Церковь святого Гильома расширила свою деятельность. Все принадлежащие ордену дома и строения были капитально отремонтированы и стали неузнаваемы. Так было не только в Токио, но и в Осака и на Кюсю.

Это позволило ордену заполучить много неофитов. Другие религиозные общины и церкви завидовали ему: какие богатые покровители помогают этому ордену? Откуда орден берет такие баснословные средства? Но дело было не в покровителях и не в руководителях ордена, а в господине Ланкастере, который и близко не подходил к церкви. Церковники сами к нему ездили, в том числе и Торбэк.

— Мы должны обеспечить полную безопасность нашей деятельности, — постоянно повторял Ланкастер своим партнерам. — Сейчас нам нужно найти наиболее… нет, абсолютно безопасный способ транспортировки нашего товара. И в то же время самый быстрый. А тот, кто будет его перевозить, должен быть вне подозрений.

— А можно ли такого человека вообще найти? — спросил как-то один из его компаньонов.

— Он уже есть, — спокойно ответил господин Ланкастер. — В настоящее время этот человек проходит обучение. Не здесь, конечно, и даже не на наши средства. Скоро он приступит к своим обязанностям, и, если дело пойдет, у нас будет несколько таких курьеров.

— Нужна ли в этом деле наша помощь?

Ланкастер усмехнулся.

— Благодарю вас, но пока не требуется. Мне помогает один монах, это он растит для нас птенца.

— Так как же поживает ваш голубок, Торбэк?

— Спасибо, хорошо, письма приходят регулярно. Только язык ее снова беспокоит. Но я стараюсь ее ободрять.

— И великолепно делаете. Письма шлите почаще. Пишите все, что придет в голову, и, конечно, о любви. Кстати, как у нее с карманными деньгами?

— Право, не знаю, но думаю, что не густо.

Господин Ланкастер свистнул.

— Так надо послать ей денег!

— О, это сейчас так трудно, столько формальностей…

— Это верно. Знаете, Торбэк, у меня есть очень ценная марка. Пошлите-ка ее. Марка очень дорогая, в Лондоне за нее можно получить большие деньги. Вот ей и будет на расходы. Надо постоянно про «являть к нашей голубке внимание. Помните, я говорил вам, она должна все время чувствовать ниточку, связывающую ее с вами.

От Сэцуко из Лондона снова пришло письмо:

«Спасибо тебе за письма, я получаю их так часто! Здесь я уже ко всему привыкла, да и курсы скоро кончатся.

Большое тебе спасибо за церковные газеты. Я была поражена, обнаружив среди них ценную почтовую марку. У меня ее взяли в магазине филателиста.

Теперь я уже ориентируюсь в Лондоне. По-английски тоже уже объясняюсь, хотя свободно говорить, кажется, никогда не научусь.

За марку дали мне много, я даже была в ресторане, где полакомилась всякими вкусными вещами. Как приятно иметь деньги! В магазинах всего много, я купила все, что мне понравилось.

Должно быть, священникам очень трудно, ведь богу служат не за деньги, но все же без денег очень тоскливо. А как ты думаешь? У тебя нет подобных желаний?

Я так и не подружилась тут ни с кем. Причина — мое слабое знание английского языка, из-за этого соученицы меня третируют. К счастью, начались практические занятия по уходу за больными и обслуживанию пассажиров, тут уж я кое-что смыслю.

Итак, моя одинокая жизнь скоро кончится. Боже, как я рвусь домой! Я буквально считаю дни. Приеду — и прямо к тебе в объятья! Но я, наверное, разревусь, как только тебя увижу.

Слова молитв, которыми всегда кончаются твои письма, мне особенно приятны. Я так благодарна тебе, что ты наставил меня на путь истинной веры. Я очень счастлива.

Все уже спят, а я пишу тебе письмо. Скоро и я заберусь под одеяло. Перед сном стоит мне только закрыть глаза, я вижу твое ласковое лицо и слышу твой нежный шепот. Спокойной ночи, дорогой. Да будет над нами благословение божье».

И Торбэк отвечал:

«Я безмерно счастлив, что ты чувствуешь себя хорошо, дорогая! Очень рад, что, продав марку, ты смогла доставить себе немного удовольствия.

С тех пор как ты улетела, прошло уже несколько недель. Я, как и прежде, каждое утро молюсь, а затем занимаюсь, работаю. И постоянно думаю о тебе.

Ты огорчена, что тебе с трудом дается английский язык, но ты же сама пишешь, что уже объясняешься на нем. Это меня утешает. Во всяком случае, будь смелее. Бог всемогущ, его помощь безгранична. Гак что унывать не стоит.

Я тебя очень люблю, один только господь знает, как эта любовь сильна. Она глубока, как горное озеро. Жизнь без тебя — это жизнь в пустыне.

Но, слава богу, твое обучение подходит к концу. Поверь, я тоже жду встречи с тобою с большим нетерпением. Как хорошо, что тебя радует слово божье, которое ты находишь в моих письмах. Я тоже пишу тебе, когда все уже спят. Лишь один я бодрствую и сердцем нахожусь с тобой, хотя ты и далеко от меня. Верю, что бог ниспошлет на нас свою благодать.

Шлю тебе привет, да пребудет всегда с тобой всемогущий наш господь. Благословенна ты в женах!»

21

И снова Сэцуко пишет Торбэку:

«До окончания курсов осталось ждать совсем уже немного.

Спасибо за все присланные вещи, на каждой из них я чувствую тепло твоих рук. Твою любовь, твои заботы я ощущаю всем сердцем.

Сегодня в день окончания занятий нам показывали Лондон.

Но я не получила особого удовольствия, потому что мы ездили все вместе, а мои соученицы ведь по-прежнему меня сторонятся.