Черное эхо - [54]

– Интересно, – сказал он. – Я увидел несколько моментов, которые мне случалось видеть и раньше. В былые времена, в туннелях. Но ничего такого, что навело бы меня на мысль именно о «туннельных крысах». Что за нить привела вас к Медоузу и вообще к нашей братии?

– Прежде всего наличие взрывчатки С-4, – сказала она. – Наши криминалисты обследовали железобетон в месте пролома. Они обнаружили там следы взрывчатого вещества. Проведенные анализы показали, что это С-4. Я уверена, что вам знакомо это вещество. Оно было на вооружении во Вьетнаме. Его применяли «туннельные крысы», в частности, для подрыва туннелей. Дело в том, что сейчас проще добыть другую, гораздо лучшую взрывчатку – с большей удельной силой разрушения, более простую и менее опасную в обращении. А также более дешевую. Поэтому мы – точнее, люди из лаборатории – пришли к выводу: причина применения С-4 в том, что человеку было с ней проще и удобнее, потому что он пользовался ею и раньше. И мы сразу подумали, что это скорее всего ветеран вьетнамской войны. Еще один след, приведший нас к Вьетнаму, – это мины-ловушки. Мы полагаем, что, прежде чем проникнуть в хранилище, грабители заминировали туннель, протянули по нему провода, чтобы обезопасить свой тыл. В качестве меры предосторожности был отправлен кинолог со специально обученной собакой – ну, чтобы убедиться, что нигде не валяется невзорвавшаяся взрывчатка. Собака отреагировала на запах. Взрывчатка действительно ранее находилась в туннеле в двух местах – примерно посредине длины дренажного канала и у входного отверстия, вырезанного в стене. Но на тот момент ее там больше не было. Преступники забрали ее с собой. Зато мы обнаружили дырки от колышков в полу туннеля и обрезки стальной проволоки в обеих точках заложения – ну, знаете, куски, которые образуются, когда отрезают проволоку нужной длины.

– Проволочный привод для взрывного устройства, – обронил Босх.

– Верно. Мы считаем, что они стремились обезопасить себя на случай вторжения. Если бы кто-то подошел к ним сзади, туннель взлетел бы на воздух, незваные гости были бы погребены под Хилл-стрит. Хорошо еще, что преступники, уходя, убрали взрывное устройство.

– Но взрыв такой силы, вероятно, угробил бы и самих злоумышленников вместе с теми, кто их выследил, – заметил Босх.

– Разумеется. Но просто эти парни не хотели рисковать. Они были вооружены и оснащены по всем правилам и морально готовы к провалу. Пан или пропал… Тем не менее, сначала мы не стали ограничивать круг поисков исключительно «туннельными крысами». До тех самых пор, пока не обнаружили кое-что, когда шли по следам автомобильных покрышек, оставленных грузовиками в главной магистрали. Следы то и дело обрывались, целостной траектории не было. Поэтому нам потребовалась пара-тройка дней, чтобы проследить их из глубины канала до выходной части, где воды выносятся к реке, намывая на берегу слой ила. Это не прямая трасса. Там настоящий лабиринт. Поэтому необходимо очень точно знать, куда сворачивать. Мы рассуждали так: не стали бы эти парни каждую ночь сидеть в своих вездеходах с фонарем и картой.

– Гензель и Гретель? Они помечали дорогу хлебными крошками?

– Что-то вроде. Там на стенах вообще множество пометок краской. Ну, вы знаете: специальные пометки, которыми пользуются люди из департамента водо– и электроснабжения, чтобы знать: какая линия куда ведет, даты проведения осмотра и тому подобное. Некоторые стены со всей этой росписью очень напоминали стену возле «Севен-Илевен» в Восточном Лос-Анджелесе. Поэтому мы решили, что преступники тоже маркировали свой путь. Мы прошли по их следам и искали повторяющиеся знаки на стенах. Такой знак был только один. Что-то вроде эмблемы мира, только без круга. Просто три быстрых косых штриха.

Босху был известен этот символ. Он сам проставлял его в туннелях двадцать лет назад. Три косые размашистые насечки ножом на стене. Знак, с помощью которого они помечали свой путь, чтобы потом знать, как выбраться обратно.

– Один из копов, который был там в тот день, – продолжала Уиш, – это было еще до того, как УПЛА передало дело нам, – так вот, один из сотрудников отдела ограблений сказал, что опознал эти знаки, он помнил их со времен Вьетнама. Сам он не был «туннельной крысой», но рассказал нам о них. Вот каким образом мы связали преступление с ними. Тогда, имея это в качестве отправной точки, мы сделали запрос в Министерство обороны и Министерство по делам ветеранов и получили имена. Так мы узнали имя Медоуза. Ваше имя. Другие имена.

– Сколько еще других?

Она подтолкнула к нему через стол стопку желтых картонных папок высотой дюймов в шесть.

– Они все здесь. Взгляните, если хотите.

В это время в комнату вошел Рурк.

– Агент Уиш сказала мне про официальную бумагу, которую вы хотели бы получить. Не вижу никаких проблем. Я кое-что набросал, и мы постараемся сегодня же получить на ней подпись старшего спецагента Уиткома.

Когда Босх ничего на это не ответил, Рурк продолжал:

– Вчера мы, возможно, проявили излишнюю горячность, но, надеюсь, я все уладил с вашим лейтенантом и сотрудниками вашей службы внутренних расследований. – Он улыбнулся улыбкой, которой мог бы позавидовать любой политикан. – И кстати, я хотел сказать, что восхищаюсь вашим послужным списком. Вашими военными заслугами. Я сам отслужил три срока. Правда, никогда не спускался в эти жуткие туннели. Тем не менее, я оставался во Вьетнаме до самого конца, пока все это не кончилось. Какой позор!