Чернобыль. Месть мирного атома - [211]

Итак, 26.04.86 г. персоналом блока № 4 ЧАЭС было допущено кратковременное нерегламентное снижение всего лишь одного параметра

- оперативного запаса реактивности (ОЗР). Причем до аварии Институт атомной энергии им. Курчатова не считал этот параметр ядерноопасным, поэтому Главный конструктор не предусмотрел для него в проекте реактора непрерывного штатного контроля, как того требовали Правила ядерной безопасности. Но при нажатии персоналом кнопки аварийной защиты АЗ-5, с целью тривиального останова реактора в состоянии с малым ОЗР, вдруг случилась глобальная авария. В таком виде она даже не рассматривалась в проекте, поэтому была квалифицирована экспертами как совершенно невозможная, «сверхгипотетическая» авария. И если суд определил аварию как «крайне маловероятную», то Конструктор и Ученый в ней не могут быть виноватыми. Кроме того, они сэкономили неплохие деньги на отказе от защитных устройств реактора, впоследствии очень пригодившиеся для восстановления ЧАЭС. Поэтому создателей реактора, с учетом морального ущерба их репутации, не осудили, а наградили. Наградили за участие в ликвидации последствий ими же запроектированной аварии, которая обязательно должна была случиться.

Другое дело - судьба персонала АЭС. После чего прогремел взрыв? -После нажатия кнопки АЗ-5. Кто ее нажал? - Эксплуатационный персонал, по собственной воле.

Вот суд и постановил - в аварии виноваты те люди, которые в момент взрыва находились рядом с «бомбой вырабатывающей электричество» и нажали кнопку.

Дальнейшие решения Правительства, пытавшегося «сохранить лицо» перед замазанным радиацией мировым сообществом, не выбивались из этого логического ряда - руководство станции осудили, а персонал навечно заклеймили. Несогласных с таким подходом уволили, а погибших - великодушно простили.

Хамьянов Л.П., из книги «Москва - Чернобылю»,

М., Воениздат, 1998 г.

Хамьянов Леонид Павлович, начальник отделения радиационной безопасности и химико-технологических процессов на АЭС. Инженер-физик, кандидат физико-математических наук, с 1954 г. по 1976 г. работал в Физико-энергетическом Институте в г. Обнинске Калужской области, ас 1976 г. по настоящее время во ВНИИАЭС. Участник ликвидации последствий катастрофы на ЧАЭС в 1986 г.

26 апреля 1986 г. рано утром на моей квартире зазвонил телефон и главный инженер «Союзатомэнерго» Прушинский Борис Яковлевич сообщил, что на Чернобыльской АЭС крупная авария. Как член Межведомственной группы оказания помощи АЭС в случае аварии (группа ОПАС) я должен был прибыть в Союзатомэнерго для участия в оценке ситуации и разработке первоочередных мер...

После нескольких часов сборов группа ОПАС и несколько человек из других ведомств на военном самолете летит в Киев. В аэропорту Жуляны нас встретили и на автомобилях, в сопровождении милиции, быстро поехали в г. Припять. По «домашним заготовкам» мощность дозы внешнего облучения при максимально возможной аварии могла составить на расстоянии 3 км (г. Припять) около 2 рентген в час. В действительности в ночь с 26 на 27 апреля 1986 г., она достигла 1,2 рентген в час.

Уместно напомнить, что допустимая доза облучения персонала за год составляет 5 бэр/год, принятая через некоторое время НКРЗ (Национальная комиссия по радиационной защите) Минздрава СССР допустимая доза облучения за всю жизнь составляет 35 бэр. В условиях Чернобыльской аварии и то и другое можно было получить в эти первые дни за несколько часов. Отличительной особенностью 26 апреля 1986 г. по погодным условиям был ясный, солнечный день и полный штиль. В результате этого радиоактивные вещества из разрушенного реактора горячим потоком воздуха поднимались вверх, а затем медленно, путем диффузионных процессов распространялись во все стороны. В момент прибытия группы ОПАС в г. Припять (около 14 часов 26 апреля)

мощность дозы в городе составляла около 40 мкр/сек (140 мр/час), а рано утром (когда Прушинский говорил по телефону с Брюхановым) было около 4 мкр/сек (14 мр/час). Искажение при передаче информации утром произошло из-за того, что приборы на ЧАЭС имели шкалу в мкр/сек, тогда как обычно мощность дозы сообщают в единицах мкр/час. Таким образом, уже утром мощность дозы в городе Припять приблизительно в 1000 раз превышала естественный фон...

По прибытии в г. Припять в здании горкома КПСС состоялась встреча с директором и главным инженером станции.

Вопросы касались прежде всего состояния аварийного реактора и возможности повторного неконтролируемого «разгона» реактора 4-го блока. Со слов физиков ЧАЭС реактор может выйти из состояния «отравления» где-то около 21 часа вечера 26 апреля...

Когда мы въехали на территорию станции и проезжали мимо 4-го блока, сидевший за мной в машине Конвиз A.C. из Гидропроекта предложил остановиться и посмотреть развал стены блока. Мы остановились и даже вышли из машины. Секунд через 30 чувство дозиметриста подсказало мне, что без знания радиационной обстановки и приборов нельзя находиться в зоне аварии, о чем я и сказал коллегам и предложил ехать в штаб на 1-й блок. Как вскоре выяснилось, я был прав, так как радиационная обстановка вблизи развалов была очень тяжелой, даже опасной. В штабе (в подвале 1-го блока) каждый занялся своим делом. Я встретился прежде всего с начальником штаба ГО Воробьевым С.С., который рассказал о радиационной обстановке на промплощадке, которую он контролировал инструментально с начала аварии. Обстановка была очень тяжелой. Для оценки ситуации нужны были хотя бы какие-то представления о выбросе радиоактивности из 4-го реактора. Я встретился с начальником лаборатории внешней дозиметрии Коробейниковым Владимиром Лаврентьевичем, который показал мне первую справку о выбросе радионуклидов, которую они подписали с директором Брюхановым В.П. В этой справке утверждалось, что радиационная обстановка в г. Припяти обусловлена инертными радиоактивными газами (криптоном и ксеноном).